Черный Яша
Шрифт:
– Толька, друг любезный, – качнулся ко мне хозяин, – знаешь, отчего ты несчастен?
– Нет, – сказал я.
– Потому что ты не турист. Мы так с Тонькой давно уже плюнули на все эти пляжи-мажи, – жарко зашептал Володя. – Ходим в турпоходы. Только-только вернулись из Якутии. Потряска. Медведя съели – пальчики оближешь! Это все наша группа. Не веришь? – внезапно обиделся он.
– Почему же, почему же, па-а-чему? – вдруг пропел я.
– Ну ладно, так и быть, расскажу тебе, кто есть ху или ху есть кто, хочешь? Вон та,
– Парикмахерша, – сказал я. – И я на-ас-таиваю на своей правоте.
– Вот и нет, – печально сказал Володя. – Она учитель физкультуры, и у нее первый разряд по настольному теннису.
– Пусть она научит меня делать топ-спин, – пошло захихикал я. Я чувствовал, что пьянею и несу чепуху, что нужно бы встать, подставить голову под холодную воду и отправиться к Черному Яше, но мысли мои стали какие-то скользкие и вывертывались, как только я пытался поймать их.
– А я знаешь кто? – продолжал Володя. – Скажешь, инженер? Турист? – Володя злорадно цыкнул. – Это все думают, что я инженер и турист. А-а-а на самом деле я ино… иноп… инопланетянин… Не веришь? – спросил он угрожающе. – По глазам вижу, не веришь. Ну и черт с тобой, – добавил он разочарованно и устало. – Никто не верит. Давай лучше выпьем.
Мысль о Яше попыталась в последний раз встать на ноги в моей бедной нетрезвой голове и рухнула. Комната плыла в сизом табачном дыме, и мне было бесконечно грустно оттого, что никто не признает в Володе инопланетянина.
Я проснулся и открыл глаза. Кто-то сидел на моем черепе. Я поднял руки, чтобы освободиться, но никого на себе не обнаружил. Просто голова была налита свинцовой болью. От движения боль плеснулась и тяжело ударила в виски.
О господи, где я, что со мной? Если бы только можно было напиться водички. Чистой, холодной водички. Журчащей, текущей, струящейся… Где я лежу? Я пошарил руками. Похоже было, что я распластан на тахте и кусок ковра засунули мне в рот. Нет, естественно, это не ковер, это мой бедный шершавый язык.
Я осторожно слил боль к затылку и приподнял голову. Ну конечно же, я не дома, я у этих гадов Плющиков. Зачем, зачем я пошел к ним? Безвольная скотина, подумал я о себе. Самокритика помогла, и я, покачиваясь, встал.
В памяти начали медленно проявляться обрывки вчерашнего вечера. Кажется, мы ездили с инопланетянином Володей в какой-то ресторан «Азбе» за водкой. Меня осенила необыкновенно остроумная догадка, что на вывеске не горели оба неоновых "к", но Володя клятвенно уверял меня, что там, откуда он, ни в одном слове нет ни первой, ни последней буквы…
7
Я заехал домой, принял душ, съел две таблетки аспирина и и лег на кровать.
Мать бесшумно бродила по квартире, и я мысленно видел ее неодобрительно поджатые, как у Эммы, губы. Я задремал, а когда проснулся, было уже около часу.
– Позвонить ты хоть мог? – спросила
– Раз не позвонил, значит, не мог, – ответил я со злобой, которую часто рождает ощущение собственной вины.
– Ты знаешь, какое у меня давление, – сказала она, – если бы ты не был всегда таким эгоистом, ты мог бы найти возможность предупредить…
– Мне двадцать девять лет, – пронзительным сварливым голосом крикнул я, – и я думаю, что меня не стоит больше воспитывать!..
– Побойся Бога, Анатолий! – Мать театрально сложила руки на груди и подняла глаза вверх, показывая мне, где именно находится тот, кого мне следует бояться.
– Я атеист.
– Очень остроумно.
– Ну ладно, хватит. У меня нет сил препираться с тобой.
Мать вышла из комнаты и плотно закрыла за собой дверь. Тренькнул параллельный телефон. Ну конечно, теперь целый день она будет звонить подругам и рассказывать, какое у нее выросло бесчувственное чудовище.
Я оделся и поехал в институт. Голова тяжелая, на душе мерзко, сердце сжимало от смутных дурных предчувствий.
Яша встретил меня вопросом, где я был.
– Я плохо себя чувствовал, – соврал я, презирая себя за слабость.
Яша помолчал, потом спросил своим ровным, тусклым голосом:
– Скажи, Толя, почему мне так часто не говорят правду?
– Что ты хочешь этим сказать?
– То, что говорю. Я всегда говорю то, что думаю. А вы… – Яша сделал паузу. – Мне трудно думать о вас всех, если я не уверен, что мне говорят правду. Ты можешь объяснить мне, почему люди так часто искажают или скрывают информацию?
– Это очень сложный вопрос, Яша. К сожалению, большинство из нас не такие, какими мы бы хотели быть. И изменить себя не так-то просто. Поэтому часто наши поступки – это не то, чем бы могли гордиться. И естественно, мы стараемся скрыть их. Вчера я собирался прийти к тебе. Я хотел этого и знал, что это мой долг – не оставлять моего выросшего, но все равно малыша, одного. Но зачем-то я пошел к знакомым, которые мне вовсе не интересны, зачем-то напился. Чувствую я себя плохо, мне стыдно своего безволия, и говорю я тебе об этом только потому, что не хочется тебя обманывать. Мы действительно иногда обманываем Друг друга и даже себя, но ведь ты не только часть меня, ты первое разумное существо, не являющееся человеком, и ты первый выносишь нам приговор.
– Я понимаю, – сказал Яша. – Теоретически я все понимаю. Но все так бесконечно сложно у вас… Вчера я спросил Галочку, почему она приехала в институт в субботу. Она сказала, что хотела побыть со мной. Мне кажется, она тоже сказала неправду, потому что она молчала почти все время. Я понял, что она приехала из-за тебя…
– Из-за меня?
– Да, Толя, ты это прекрасно знаешь, и твое недоверчивое восклицание – это опять-таки та бесконечная игра по маленьким странным правилам, к которым вы так привыкли. Ты согласен со мной?