Черта прикрытия

Бэнкс Иэн

Смутно видимый туман, окружавший машину, налился розовым. Вепперс не обращал на дрона внимания.

— Не пытайтесь уйти от ответа, — сказал он, потрясая пальцем, нацеленным на Хюэн. (Ки-чауу! — раздалось из противоположного угла комнаты.) — Да кого волнует, кто такие мы? Мы — это вы. Мы — это Культура. Эта штука сделана у вас, значит, вы несете за нее ответственность. И не пытайтесь от нее увильнуть.

— Господин Вепперс не так уж и неправ, — заметил дрон. — Это наше устройство, и притом весьма высокотехнологичное, если

вы понимаете, о чем я. И мне кажется, что это кружево — или, точнее говоря, его семя, зародыш, который впоследствии развился в полноценную сеть, — был внедрен в голову погибшего субъекта кем-то или чем-то, определенно имеющим отношение к Культуре…

Вепперс покосился на него.

— Завали хлебало, — сказал он дрону. Дрона это, казалось, не задело.

— … так что я склонен согласиться с предположениями господина Вепперса, — закончил он.

— Мне одобрение этой железяки без надобности, — обратился Вепперс к посланнице. — Меня больше интересует, каковы будут ваши дальнейшие действия в связи с нарушением условий Соглашения, по которому вы здесь присутствуете. Хюэн усмехнулась.

— Предоставьте это мне. Я что-нибудь придумаю.

— Этого тоже недостаточно, и я забираю это приспособление с собой, — сказал он, ткнув пальцем в нейросетевое кружево, — чтобы оно никуда не пропало…

Он запнулся, потом решительно вырвал кружево у дрона. Ощущение было не из приятных: будто он окунул руку в теплую, липнущую к коже пену.

— Я спросила вполне серьезно, — напомнила посланница. — Чья это была голова? Кто носил эту нейросеть? Это поможет нам в дальнейшем расследовании данного происшествия.

Вепперс помахал в воздухе кулаком, отделываясь от неприятного ощущения, потом скрестил руки и посмотрел на посланницу Культуры.

— Ее звали Л. Юбрек, — сообщил он. — Она принадлежала мне по решению суда, будучи субъектом Общих Коммерческих Репараций в согласии с Актом о Глубокой Татуировке.

Хюэн поморщилась и вдруг подалась вперед. В ее лице что-то переменилось.

— Ах, эта, Отмеченная?.. Ледедже? Я помню ее. Я с ней говорила пару раз.

— Уверен в этом, — сказал Вепперс.

— Она была такая… хорошая. Все время чем-то встревожена, но… держалась так, будто все в порядке. Она мне была симпатична.

Она посмотрела на Вепперса с деланным, как он решил, выражением глубокой искренности и участия.

— Она умерла?

— Вы совершенно правы.

— Мне очень печально это слышать. Пожалуйста, передайте мои искренние соболезнования ее семье и любимым.

Вепперс ухмыльнулся.

— То есть мне.

— Тем не менее. Как она умерла?

— Она покончила жизнь самоубийством.

— О…

На лице Хюэн отразилась боль. Она отвела взгляд и уставилась в пол.

Вепперс испытал острое желание вмазать ей по зубам чем-то тяжелым.

Посланница глубоко вздохнула и снова посмотрела на столешницу, туда, где лежало кружево.

— Это…

Вепперс

счел нужным вмешаться и упредить ненужные сантименты.

— Я жду какого-то отчета или рапорта. Чего угодно. Я отбываю в деловую поездку на следующие несколько дней…

— О да, — сказал дрон, переместившись к той точке в поле его зрения, где маячила блестящая громада корабля, повисшего над башней Правления корпорации «Веприн» (от этого большую часть столицы накрыла прямоугольная темно-серая тень), — вашу лошадку уже запрягли.

Вепперс промолчал и вновь наставил палец на Хюэн. (Ки-чауу! — сказал детский голосок с дивана.)

— К тому времени, как я вернусь из этой поездки, вы должны представить мне какое-то объяснение случившегося. А если я его не дождусь, тогда дело это возымеет последствия. Юридические и дипломатические.

— Она оставила записку? — вдруг спросила Хюэн.

— Что? — не понял Вепперс.

— Она оставила записку? — терпеливо повторила Хюэн. — Люди, покончившие жизнь самоубийством, обычно оставляют записку. Дают в ней какое-то объяснение своего поступка. А Ледедже оставила?

Вепперс позволил себе слегка приоткрыть рот, чтобы продемонстрировать во всей полноте гротескную бесцеремонность и наглость вопроса.

Он покачал головой.

— У вас шесть дней, — сказал он, повернулся и зашагал к дверям.

Проходя мимо Джаскена, он уронил:

— Ответь на любые дополнительные вопросы, какие она пожелает задать. Я буду во флайере. Не задерживайся.

Он вышел.

— У этого дяди такой смешной нос, — сообщил детский голосок с дивана.

— Джаскен, — сказала Хюэн, — она оставила записку? Джаскен качнул рукой в лангетке.

— Никак нет, госпожа, — ответил он. Она некоторое время смотрела на него.

— Это и вправду было самоубийство? Джаскен не изменился в лице.

— Да, госпожа. Конечно.

— У вас есть какие-то предположения, как могло кружево оказаться в ее голове?

— Никаких, госпожа.

Она склонила голову, глубоко вдохнула и подалась вперед.

— Как ваша рука?

— Эта? — Джаскен повел рукой на перевязи. — Все в порядке. Заживает. Будет как новенькая.

— Я рада за вас. Хюэн улыбнулась.

Потом встала из кресла, выпрямилась и медленно кивнула.

— Большое спасибо, Джаскен.

— Рад стараться, госпожа, — ответил он, коротко поклонился в ответ и вышел.

Хюэн сидела, баюкая на коленях ребенка и глядя, как широкий флайер Вепперса поднимается с крыши. Его закругленная хвостовая часть сильно отражала солнечный свет и ярко сверкнула в золотых лучах, когда флайер слегка накренился при взлете. Дрон висел рядом и тоже наблюдал за отбытием магната.

Маленькое суденышко набрало высоту и взяло курс на башню Правления корпорации «Веприн». Корабль, висевший над ней, был ненамного меньше самого небоскреба.