Черта прикрытия

Бэнкс Иэн

— Нет, — повторил Сульбазги. — Она могла даже не подозревать, что у нее внутри находится подобное устройство.

— Что? — переспросил Вепперс. — Но как?

— Такие кружева растут внутри, — ответил Джаскен.

— Если в нее заложили семя будущей нейросети, то кружево постепенно оплело весь ее мозг и проникло в нервную ткань. Когда эти устройства достигают полного развития, каждая клетка мозга, каждый синапс оказываются оплетены такими вот ниточками.

— А почему ее башку не раздуло, как переспелый фрукт?

— спросил Вепперс.

Он улыбнулся, но никто не отреагировал на его шутку.

Это было очень странно и ничего хорошего не предвещало.

— Потому что устройства вроде этого весят менее полупроцента от общей массы мозга, — сказал Джаскен. Он показал на клубок, лежавший в ладони Вепперса. — И даже в таком состоянии, как видите, штука эта почти не занимает места. В живом мозгу ее омывают жидкости или заполняют участки самой мозговой ткани. Самые тонкие волоконца кружева так малы, что невооруженным глазом их невозможно разглядеть. Вероятно, они-то и сгорели в печи. Но не более того.

Вепперс посмотрел на странное устройство. Оно выглядело так жалко и неприметно…

— А зачем его туда засунули? — спросил он обоих помощников. — Что оно там делало? Полагаю, можно считать доказанным, что никакими сверхъестественными способностями оно ее не наделило.

— Эти устройства используются для снятия личностных слепков, — ответил Джаскен.

— Для хранения души, за неимением более подходящего термина, — прибавил Сульбазги.

— Это позволяет гражданам Культуры воскреснуть, если они умерли не по своей воле, — продолжал Джаскен.

— Я знаю, — терпеливо заметил Вепперс. — Я и сам заглядывался на такую технику, не думаете же вы, что я не завистлив?

Он снова попытался пошутить и снова не получил поддержки. Это уже было серьезно.

— Господин, — сказал Джаскен, — нельзя исключать, что записанная нейросетью информация — копия ее личности — была передана куда-то в другое место в миг ее смерти. Собственно, для этого такие душехранительницы и предназначены.

— Передана? — проскрипел Вепперс. — Куда же?

— Недале… — начал было Джаскен.

— Я не понимаю, как такой фокус вообще удалось провернуть, — покачал головой Сульбазги, метнув быстрый взгляд в сторону Джаскена. — Я тоже провел кое-какие разыскания. Душеперенос требует времени и полноценного клинического исследования субъекта. Не забывайте, речь идет о полном личностном слепке. О каждой мысли и каждом воспоминании. Эту информацию нельзя передать за пару ударов сердца, будто какое-нибудь сраное текстовое сообщение.

— Мы имеем дело с технологией инопланетной цивилизации Восьмого уровня, — с неожиданно прорвавшимся презрением процедил Джаскен. — Вы понятия не имеете, на что они способны. Мы в данном случае ничем не лучше не знающих колеса дикарей, которым подсунули голоэкран. Все, что мы можем сказать, глядя на него: это устройство-де не может функционировать, потому что нельзя стирать и перерисовывать наскальные рисунки с такой скоростью.

— Но должны же быть какие-то ограничения, — настаивал Сульбазги.

— Несомненно, — фыркнул Джаскен. — Но мы не можем судить, в чем они состоят.

Сульбазги набрал побольше воздуха в грудь, готовясь разразиться пламенной тирадой, но прежде чем ему это удалось, заговорил Вепперс.

— Как бы там ни было, это дурные вести.

Он отдал Сульбазги остатки кружева.

Доктор сграбастал клубок, положил в карман лабораторного халата и тщательно застегнул его.

— Если, — сказал Вепперс, — эта фиговина записала ее душу, то она может помнить…

— Все, — ответил Сульбазги, — вплоть до последней секунды.

Вепперс покивал.

— Джаскен, — сменил он тему, — ты не был бы так любезен навести у Ярбезиля справки на предмет наших отношений с Культурой?

— Да, господин, — Джаскен, слегка поклонившись, на миг отвернулся, чтобы связаться с личным секретарем Вепперса, который, без сомнений, уже сидел в полной боевой готовности за рабочим столом в офисной гондоле Гало VII. Джаскен выслушал ответ секретаря на вопрос Вепперса, что-то пробормотал и повернулся к хозяину. — Ярбезиль охарактеризовал наши отношения с Культурой как туманные.

Прозвучало это желчно.

— Не знаю, насколько удачной можно считать эту шутку, если это была шутка, — добавил Джаскен, пожав плечами.

— Ну что ж, — протянул Вепперс, — у нас ведь и вправду не так много контактов с Культурой, разве нет?

Он обвел взглядом своих клевретов.

— И вправду. Джаскен покачал головой.

Сульбазги разжал стиснутые челюсти и отвернулся.

На всю троицу накатило недолгое неприятно-тревожное ощущение, когда Гало VII, тихо и незаметно менявшее конфигурацию в течение последних нескольких минут, в точном соответствии с заданной программой перекатилось с равнины на просторный пляж, а затем меж двух огромных, выложенных галькой желобов съехало в мутные, почти недвижные воды Олигинского внутреннего моря. Оно выпустило огромные весла и, несущественно замедлившись, пустилось в долгое плавание вдоль туманных берегов.

— Бесспорно, эта проблема требует дальнейшего исследования, — заявил Вепперс. — Джаскен, задействуй все доступные нам ресурсы. Держи меня в курсе.

Джаскен кивнул.

Вепперс стоял очень прямо.

— Спасибо, доктор, — обратился он к Сульбазги. — Окажите мне услугу, оставшись на завтрак. Если ни у кого не найдется дополнительных ценных замечаний, я пойду переоденусь.

Он прошел в спальную кабинку, соединенную теперь временным мостиком с гондолой для увеселений.

Колесо слегка подпрыгивало и покачивалось, рассекая воды, и Вепперс почувствовал что-то вроде морской болезни.

Такое уже случалось с ним раньше, и он не сомневался, что это неприятное ощущение быстро пройдет.

ВОСЕМЬ

Планета снаружи была белая и синяя, светлая, исполинских размеров. Она вращалась, как и все планеты, но заметить это движение в нормальных условиях было невозможно. Ему просто казалось, что она движется — потому что двигалось место, где находился он сам. Место, где он пребывал, было отделено от планеты и двигалось. Оно располагалось над поверхностью планеты — и двигалось само по себе. Это место, где он сейчас оказался, звалось Заброшенной Космофабрикой. Он был там с определенным заданием: ему следовало дождаться появления врага, а затем вступить в бой. Такова была его функция: сражаться. Он так был сконструирован. Вернее, то, чем он был, та вещь, внутри которой он сейчас находился, была сконструирована для битвы.