ЧЕРТОГИ СТРАХОВ. ФАЗА I. УДАР 1
Шрифт:
– Я ж у тебя давно спросить хочу… Мы оба хотим. Ты ж обещал сообщить нам, узнать через Людку, когда там у нас встреча одноклассников намечается. Всё же 60 лет после выпуска. Ну и как?
– А будет она-то?
– Ты кончай тут. А как же – будет, должна быть…
– Щас… дай подумать.
–
– Да там, кажись, одноклассников уже не осталось. Одни одноклассницы… А мы тут с вами, как три тополя на Плющихе.
– Да уж, всё меньше и меньше нас…
– А ведь Гришка Нечипорук умер. Слыхали?
– Нет.
– Да чего мы только уже не слыхали. Этот ушёл, тот ушёл. Это уже не остановить. Пришли, ушли, и уже… как-то ровно к этому дышишь.
– Ох, ребят… да как же тут ровно дышать. Это не пустяки. Это с ними жизнь наша уходит. Как вы не понимаете… Э-эх… Без них, без родных, без друзей, мы и сами… пустеем. Вянем.
– А что ж ты хотел? Мы уже не будем прежними. Годы…
– Ты и так уже завял, Коль. И совсем пропадёшь, если будешь продолжать так с вином баловаться. Бросай, послушай друзей.
– Эх, товарищи… Больно, противно, конечно. Ну а что делать? Я один остался… Сам на вредном производстве трубил. Все коллеги мои тогдашние, все до единого, умерли уже давно. Организм отравлен. А я здесь. Может, только водка и спасает?
– Слышали уже, от многих такое слышали…
– Да ну тебя, Николай. Если вдруг разведаешь, когда будет встреча эта, то скажи нам. Пошли, Вить.
Двое старичков пошли прочь, а Никола Кузьмич остался на придомовой скамье, тихо причитая: «Кажись, всё-таки, эта встреча в феврале была. Пропустили».
А Иван уже практически пересек дворовую территорию, уже почти покинул это пространство, но застопорился, притормозил и встал, слушая вздохи пожилого человека.
Долженко обеспокоенно, ощущая внутри некую смесь заботы и жалости, издалека смотрел на соседа. Обитавший на втором этаже пожилой Никола Кузьмич, который до того весь вечер (а может, и полночи потом) пил горькую, сейчас, с утра, имел вид понурый и слабый. Сдержанно всхлипывая, он, отвернувшись от наблюдателя, втихомолку плакал и, пытаясь забыть всю ту пьяную ночь, слёзно жаловался на жизнь хоть каким-то оставшимся собеседникам – голубям с воробьями.
Иван вернулся ко входу в подъезд и вежливо поздоровался. Старик обернулся и отозвался – усталым дрожащим голосом. Выглядел он, будто всё на свете потерял (во многом, так оно и было: жену схоронил пять лет назад, жил одинёшенек, даже собака сдохла). Лицо дедушки всё заморщинилось и напоминало скорей сухофрукт с ввалившимися из-за отсутствия многих зубов губами, а больные глаза слезились чем-то коричневым.
<a name="__DdeLink__9235_2102710969"></a> Ваня намеревался спросить старика, как дела, и рассказать ему свой сон – так жаждал он поделиться хоть с кем-то, – открыл было рот, набрал в грудь воздуха… но в итоге замялся, запнулся.
– Что, плохо, Ванюша, да? – догадался сосед.
– Да, дядь Коль, знаете, хреново спал… да и сны снились – просто жесть, такие бредовые! – не выдержал Ваня и упомянул самые сочные моменты своих кошмарных видений.
– Эх, соседушка… – зацокал языком престарелый жилец. – То-то вижу ещё, твои локоны рыжие теперь с проседью! Видно, плохо совсем уже стало?
Иван удивился (сам он в своих волосах седины не заметил), но кивнул.
– Ну что, бывает, Ванёк, – полукрякнул, полувсхлипнул дедушка. – И мне тоже одна грусть-печаль является, дрянь сплошная снится, знаешь. Кладбища всякие…
После этих слов молодой собеседник от неожиданности встрепенулся, а дедушка продолжал:
– Тяжко, конечно. Но есть варианты, как тебе помочь: у нас тут недалеко живёт ведьма, гадалка, судьбу предсказывает. Жозефиной зовут… или Жоржеттой? А нас самом деле – Клавдия она (только не говори ей, что я проболтался). Слышал я, всё, что на картах раскинет она, всё сбывается. Своё дело знает: отведёт хворобу, зелье приготовит, отворожит… Хотя это, может, она тебя и приворожила… с неё станется… кто знает! Но ты сходи, сам узнаешь, чего там. Она живёт в той стороне, ближе к рынку, в том ветхом квартале, знаешь, где улицы Чехова и Нахимова пересекаются, старый дом. Второй этаж, квартира справа.