Чертов мост

Воложанин Юрий

–  Открывай, старый черт, а не то раскатим твою гнилушку!

–  Сейчас, - ответил дребезжащим голосом дед и, шаркая, пошел в сенцы.

Я бросился к половице, где было спрятано наше оружие, но Тася каким-то чужим голосом приказала:

–  Ложись ко мне и притворись пьяным!

Я юркнул в ее теплую постель. Мою она швырнула под кровать и легла рядом. Мне вдруг стало не по себе: стыд и в то же время жгучая затаенная радость возбуждали мое сознание, холодные струйки пота потекли из под мышек, во рту пересохло. Я впервые

лежал с девушкой в постели… А голос незнакомца в соседней комнате спрашивал:

–  А в той конуре у вас кто?

–  Геологи… геологи у нас остановились.

–  Какие там геологи?
– спрашивал уже другой, визгливый го-лось.

–  Обыкновенные, - дерзко отвечал дед.

Басистый голос пригрозил:

–  Ну ты, старая рухлядь, покороче, а то… - он не договорил угрозы.

Визгливый голос раздался у самой двери:

–  А ну, показывай!

Дверь открылась. Тася вскрикнула и села на кровати, прикрывая грудь одеялом.

–  Что вам здесь надо?

–  О-о! Какое прелестное создание, - протянул у двери бас.

–  А там кто?

Я неестественно громко храпел, отвернувшись к стенке, а сердце тревожно колотилось.

–  Это мой муж, он пьян.

–  А-а, - пробасили рядом.

А Тася продолжала возмущаться:

–  И потом: почему вы врываетесь в чужое жилище, по какому такому праву? Я вот пожалуюсь на вас Виктору Лаврентьевичу.

–  О-о! Да она заносится!
– шутливо сказал бас, и серьезно спросил:

–  Откуда вы знаете его?

–  Он мой друг, мы с ним вместе учились.

В комнате на минуту воцарилась тишина.

–  Ну-ну, - снова протянул бас.

Шаги направились к выходу.

–  А может, это уполномоченные, - вдруг сказал визгливый.

Наступила пауза. Мне показалось, что бандиты вернулись в комнату. Сердце мое, начавшее было успокаиваться, вновь тревожно забилось. Я сжался и приготовился к прыжку. Девушка, кажется, угадала мою решимость и положила холодную ладонь мне на щеку.

–  Ладно, Сеня, потом проверим, - проговорил бас.

Шаги удалились. Я облегченно вздохнул и повернулся на спину. Хотел встать, но Тася легонько потрогала меня за плечо: лежи. Дед закрыл задвижку в сенях и, прикрывая наши двери, пробурчал:

–  Это Косой был, со своим прихвостнем.

Мы молча лежали, разговаривать не хотелось, мысли путались. Я жалел, что не увидел в лицо Косого, не разглядел этого бешеного и в то же время спокойно-корректного человека. А надо бы. Надо бы посмотреть на эту гадину, но не смог - Тася не дала этого сделать. Ох, Тася, Тася! Как же хорошо ты все предвидишь! Только теперь я понял, зачем она заставила меня притвориться пьяным: она рассчитывала, что бандиты не станут возиться с каким-то пьянчужкой, храпящим под боком жены, я в этом убедился: бандиты даже не пытались повернуть меня лицом и посмотреть.

Тело мое горело, но я боялся пошевелиться, боялся даже малейшим движением обидеть или

побеспокоить Тасю. Не мог я и встать - раз она пожелала, чтобы я лежал, - значит, так надо, а зачем? Уснул я под утро тяжелым, кошмарным сном.

Мне приснилось, будто я лежу на стоге сена, светит солнце и вдруг мне на лицо полился дождик. Я хотел зарыться в сено, ухватился за пучок, а это… одеяло в руках, а надо мной стоит улыбающаяся Тася и брызгает в лицо холодной водой.

–  Вставай, муженек, пора на работу.
– И наклоняясь к самому уху: - А то всех бандитов проспишь.

На дворе ярко светило солнце, лучи его причудливыми бликами пробивались в комнату через маленькое оконце. На кухне покашливал дед, через щели нашей двери пробивался запах самосада. Бабка Устинья постукивала посудой, потрескивали лучины в самоваре.

–  Встаю, отвернись.

Тася вышла к старикам.

За чаем дед сидел молча, насупившись, и смотрел в одну точку, куда-то выше окна. Бабка глубоко вздыхала.

–  Появилась же проказа у нас, ядрена мышь!
– вдруг прорвало деда.
– Гады, собаки! Что же они здесь пиратничают? Все ищут активистов да палят домишки! Ефима-то к чему разорили? Ай-яй-яй, варнаки и только.

–  Какого Ефима? Не Чернова, случаем?
– настороженно спросил я.

–  Его - партейца нашего.

Сердце мое сжалось: это сообщение поразило меня. «Эх, здесь жгли человека, а я преспокойно спал в мягкой постели!»

–  Сам-то Ефим пострадал?

–  Нет. Слава богу, сумел через окно уйти.

Я облегченно вздохнул.

Дед со свистом прихлебывал чай из блюдца.

–  Отпор бы им какой дать, только вот оружия нету, а то бы собрались мужики…

–  Сидел бы уж на печи - вояка!
– перебила его бабка.

–  А что, я бы еще сгодился, ничего, что стар.

–  Еле ноги таскает, а туда же.

–  Не я, так другие дали бы им по шее.

–  Вот-вот, - успокоилась бабка и принялась загребать загнету в печи.

–  Но где же власть-то наша? Где же помощь, которую мы просили? Нету, не слышат нас!

Он ударил жилистым кулаком по столу. Бабка оглянулась и зло сверкнула глазами.

–  Что разъерепенился, старый? Дал бы людям спокойно чай попить.

–  Дедушка прав, - тихо сказала Тася.
– Помощь здесь нужна и как можно скорее.

–  Вот-вот, доченька, правильно говоришь. Хоть бы вы в городе-то похлопотали, а то депеша наша где-то, видно, затерялась. Скоро ли там будете?

–  Да вот Федор на днях собирается образцы везти.

–  Правильнее сказать - понесет, ведь ехать не на чем, - вмешался я.

Дед почесал затылок, задумался, потом вскинул мохнатые брови и сказал:

–  Найдем какую-нибудь клячу - добрых-то эти изверги поотбирали. Может, Евлаха приедет, так сговорим его.
– Мироныч подмигнул.

–  Ну как, Федор, сделаешь дело: выполнишь нашу просьбу?
– спросил он.