Чертова Мельница

Бушков Александр Александрович

Толстая тетка, тащившая из огорода ворох огромной моркови, завидев Сварога сквозь невысокий заборчик, более всего похожий на земной штакетник, так и застыла, разжала руки, морковь посыпалась наземь, а тетка, не обращая на это внимания, развернулась и, переваливаясь, затрусила в огород, вопя:

— Дампи! Дампи! Иди сюда скорей!

Сварог прибавил ходу. Из огородов, со дворов — повсюду, едва заметив его, реагировали примерно так, как та тетка: кто впадал в ступор, кто начинал звать домочадцев. Несомненно, весь город уже знал, что к чему…

Оставалось совсем

немного до цели, когда с повозки, медленно ехавшей по узкой улочке, соскочили трое местных и, растянувшись цепочкой, перегородили дорогу, таращась на него радостно-удивленно.

— Ну точно, кум, — пропыхтел один. — Как две капли… Эй, фью! Фью! Хорошая собачка! Иди сюда, колбаски дам…

Остальные молча надвигались, изображая умильные улыбки и делая подзывающие жесты. Чуть сбавив скорость, Сварог направился прямо к ним с самым доброжелательным видом, улыбаясь по-собачьи и махая хвостом — а в последний момент, оказавшись рядом, рывком проскочил меж двумя разомлевшими от нечаянной удачи аборигенами и припустил наутек. За ним кинулись, но куда уж трем брюханам солидных лет догнать собаку…

Обошлось. Так, кривая улочка, состоящая из одних заборов, круглый каменный колодец, заброшенная рощица из вязов, канава…

Похоже, он вышел в нужное место. Со всех сторон — высокие глухие заборы (как он уже знал, свойственные огородам, где выращивают самую дорогую ягоду наподобие клубники и еще какой-то чисто местной, синей, во рту тающей), пригородный лесок… Вот и покосившийся штакетник (будем уж называть его так, как привычнее), окружающий небольшой домик: одноэтажный, каменный, с заметно покосившейся крышей. Ни единого прохожего или повозки — глухая окраина…

Присмотревшись к калитке, он решительно толкнул ее носом и вошел. Остановился, втянул ноздрями воздух — и обходя дом, пошел на запах немытого тела, заношенной одежды и застарелого перегара.

Там, на задворках, как и следовало ожидать, обнаружился источник запахов, сиречь мэтр Гизон. Бывший почтенный книжник, а ныне пролетарий умственного труда сидел на дряхлой лавочке и задумчиво взирал на ветхий штакетник, за которым тянулся заросший бурьяном пустырь, а за пустырем — чахлая рощица. К превеликой радости Сварога, земля здесь была песчаная, рыхлая, идеально подходившая для его целей.

Он подошел, толкнул Гизона в бок носом. Тот медленно повернулся, глядя с таким видом, словно ничуть не удивился нежданному гостю, пусть и четвероногому. Сварог принюхался. Положительно, пахло только вчерашним, к опохмелке маэстро пера еще не приступал, возможно, и денег нет, и из дома вынести на продажу уже нечего.

Решивши брать быка за рога, Сварог повернулся и в два счета нацарапал на песке рядом с разношенным башмаком хозяина: Я — ЧЕЛОВЕК. Тем же алфавитом, что и прежде. Буквы получились кривые и корявые, но уж член Сословия Совы мог прочесть без труда.

Гизон и прочел. После чего, глядя на Сварога ну совершеннейше спокойно, сказал устало и деловито:

— Ну, здравствуй в который раз, подружка-белоснежка… Лихорадочка моя белоснежная, горячечка… Что-то новенькое на сей раз… Ушастые крыланчики

не раз летали, мохнатые прыгунчики частенько скакали, и мыши со скрипочками навещали, и золотые тараканы, и зайцы с полицейскими бляхами… А теперь вот собака, которая пишет, что она человек… Скверно. Не в облике дело, приходили гости и омерзительнее, просто я тебя, хвостатый гость, вижу впервые и оттого не знаю, как классифицировать. Давно известно: когда приходят крыланчики или мышки-скрипачки, лучше толком опохмелиться и заспать, прыгунчиков и тараканов нужно перетерпеть на трезвую голову, а от прочих заварить отвар из сухой соняшницы… А вот это как избыть, подсказал бы кто? Или ты тоже говорящее, как зайцы?

Вот такого оборота дела Сварог никак не ожидал. Ждать можно было какого угодно приема, но быть принятым за очередную алкогольную галлюцинацию… Он сердито похлопал лапой по надписи.

— Ну я же говорю — прочитал, — с тем же унылым спокойствием сообщил мэтр Гизон. — Человек ты, что тут непонятного… Зайцы — те так прямо и говорили, что они из тайной полиции, а крыланчики хором пели баллады и непристойные вирилэ… Располагайся уж, я понимаю, ты надолго, вы все надолго заявляетесь, ни одна сволочь на пару минут не заглянула, все норовите поселиться… Ты пиши еще что-нибудь, если охота, а я пока подумаю, похмеляться или соняшницу заваривать… Чутье должно подсказать… Интуиция, знаешь ли…

Всерьез рассердившись, Сварог вскочил и сильным толчком сбросил пьянчугу со скамейки. Рыкнув, примерился и, насколько уж удалось, отвесил передними лапами подобие оплеух.

Гизон лежал, не шевелясь, но челюсть у него отвисла, а лицо перекосилось в несказанном удивлении.

— Так же не полагается, — едва выговорил он. — Ты себя так никогда не вела, Белоснежка… Всегда вы были бестелесные, неощутимые, словесно порой доставали так, что и сказать невозможно, но бить никогда не били… Ты как настоящий…

Сварог стер лапой написанное, размашисто начертал: Я НАСТОЯЩИЙ, ИДИОТ! И для пущего подтверждения встал Гизону на грудь передними лапами, потоптался на нем, как следует.

— Клянусь локонами Бригиты… — прошептал Гизон. — Ты ведь натурально твердый… Да слезь ты с меня, не топчись! Больно же! Я и так не знаю, на каком я свете… Хватит когтями драть!

Ткнув напоследок носом в небритую физиономию, Сварог отступил на шаг и написал: СЯДЬ, ПОГОВОРИМ.

Охая, кряхтя, потирая разные части тела, Гизон кое-как уселся, крутя головой, постанывая. Сварог написал: ПОВЕРИЛ, ПЬЯНЬ?

— Ну ты не очень-то! — огрызнулся Гизон. — Не с деревенщиной разговариваешь! Несмотря на мои прискорбные жизненные обстоятельства, из Сословия меня не выключили, так что изволь… Ну верю, верю… Если я тебя потрогаю, не цапнешь? Нет? Теплый, вполне плотский, шерсть натуральная…

— РЕМИДЕНУМ? — написал Сварог.

— Вот именно! — приосанившись даже, ответил Гизон. — Если ты знаешь, что это такое, должен понимать…

— БЕЙ ПОЖАРНЫХ! — написал Сварог. — ТИМОРУС ПРЕЗРЕНЕН, КЛЯНУСЬ ТРЕМЯ СОВАМИ!