Чертова принцесса
Шрифт:
– Франног, Вандора, я нашел случай! – Я показал два пальца. – Два, два случая!
Я оставил своих заклятых друзей в грязноватом духане, в единственном его зале. На засаленных столах свалены наши пожитки – в том числе те, что я намародерил в предыдущих селениях. Три малахая, три ушастые меховые шапки, утепленные штаны и обувь – все, что нужно, чтобы перебраться через снежный перевал. Мешки с едой, бурдюки с вином (кошель с золотишком тоже был). Пастушья ярлыга – посох со стальной загогулиной
В очаге постреливали поленья, в котелке аппетитно булькала баранья похлебка. Не всех овец и баранов джигиты забрали с собой, а кое-какие бараны – трое – сами явились в селение, чтобы подготовиться к закланию, так сказать. Двое как раз сидят у очага, мирно беседуют о чем-то.
Но у третьего барана внезапно прорезались клыки.
Я схватил бурдюк и основательно приложился. Нервишки, чтоб их!
Затем кратко рассказал, как обстоят дела (про Бакинчу умолчал, почему-то). И закончил так:
– Через час стемнеет. Я буду готов. Франног, сколько у нас мушке… тьфу, йендийских порошков? На один хлопок хватит? Отлично! А теперь дайте мне подзатыльник! Вандора, дай мне подзатыльник тоже.
Франног приподнялся с табурета у очага, ястребиный нос клюнул воздух.
– Зачем, сынок? На тебе амулет!
– Для надежности! – Я еще хлебнул из бурдюка. Красное. Кислое. Я бы предпочел полусладкий мускат.
Франног, мелко семеня, подошел ко мне и отвесил плюху.
– Сынок, нельзя пить, если намерен применять магию!
Вандора отвесила мне подзатыльник с другой стороны.
– Слушай, что дедушка говорит!
И рассмеялась нервическим смехом.
Эх, родные мои, я не могу вам признаться, что пью, чтобы подавить отчаянный страх. Я – трус, я просто не признаюсь вам в этом, любезный Франног и любимая Вандора. А трусость – она не лечится, ее можно превозмочь, но и только. Но превозмогания мало – нужен допинг. Мой допинг – алкоголь. Он, как ни парадоксально, загонит моего Ктулху в сортир, где ему и место. В бой надо идти, полностью отключив мысли. Если перестать думать – что-то получится. Мой мозг-производитель умеет производить страхи – это главное, в чем он преуспел. Магия и вино не сочетаются, да, но я не мог придумать больше никакого лекарства против страха.
Я должен напасть на принца. Один. При этой мысли у меня поджималось то, что обычно поджимается только у мужчин в силу их анатомических особенностей
Однако я ощущал еще кое-что. Азарт. Мне хотелось победить человека, духовно сильнее меня. Принца Тендала.
Азарт. Доселе это чувство охватывало меня только при игре в карты.
Оставив Вандору следить за похлебкой, мы с Франногом вышли во двор, где путем сложных манипуляция навели готовую магическую формулу на мою левую ладонь. О том, как это делается в подробностях, расскажу я вам уже в Талире, когда мы будем просиживать задницы в подземелье у… Но не стану забегать вперед.
Ладонь служила временным прибежищем взведенного заклятия. Как перидот Бакинчу. Правда, держать заклятие в живой плоти можно очень небольшое время – час-полтора,
Когда мы закончили, во двор вышла принцесса. Взгляд серьезный донельзя.
– Олег, мне нужно с тобой поговорить. Наедине.
О боги, что она еще придумала?
Франног ушел, изобразив деликатность, но в корявых дверях духана оставил щелку – так что я понял: подслушивает.
Крылья носа принцессы трепетали, хватали воздух, как у кобылицы, что пробежала километров десять.
– Олег, поклянись, что не убьешь моего брата!
– Что?
– Если ты убьешь брата, то потеряешь меня.
Вот он, извечный женский козырь – делай как я скажу, или я уйду к маме. Кстати, есть ли у нее мама? Кажется, нет, принцесса имеет только отца – лежащего в коме императора Ато Вэлиана. Малый любил женский пол и прижил от нескольких супружниц довольно-таки много детей. А сейчас он лежит в коме, которая наступила после обширного инсульта – во всяком случае, именно инсульт я предполагаю – здешняя медицина совершенно не развита, и слова «Императора хватил удар» могут означать что угодно.
– Хорошо.
– Что? Ну-ка, повтори?
– Хорошо. Я даю тебе клятву.
– Покажи руки!
– Что?
– Твои пальцы не должны быть скрещены!
Я показал руки.
– Хорошо. Я клянусь, что не убью Тендала.
– Даже если он будет пытаться убить тебя!
– Нет, это ты хватила через край.
Вам не кажется, что она взнуздала меня, уселась в комфортабельное для себя, но трущее мне спину седло, и уже примерилась вонзить шпоры в мои бока? Вот вам и женское доминирование, которого я счастливо избегал все немалые годы своей жизни (за исключением тех моментов, когда в яслях нянечка доминировала надо мной, пытаясь усадить на горшок). Чем больше мы любим женщину, тем больше ей позволяем.
– Я подумаю.
– Нет!
– Да!
Она отвернулась с намерением гордо удалиться – очевидно, к маме. Я схватил ее за плечи, резко повернул к себе.
– Вандора. Я не могу обещать того, что, возможно, не исполню. Но я обещаю… что я подумаю.
Тут она поняла, что дальше в уступках я не продвинусь и… покорно кивнула.
– Подумай. Я люблю своего брата. Он дурак, но человек хороший.
– К счастью, я не люблю твоего брата. Но человек он хороший, это я уже понял. И именно поэтому, Вандора, я не хочу его убивать. Он… никогда не думал, что скажу такое – он будет хорошим имп… мать его… ператором.
Она кивнула совершенно серьезно.
– Да, он будет лучшим. И о его правлении сложат легенды.
– А что случится с тобой? Он ведь прикончит тебя, если узнает, что ты отправилась с нами добровольно.
Она покачала головой. Потом кивнула утвердительно.
– Да. Нет. Наверное…
Хрен их поймет, этих женщин – да, нет, наверное, может быть, после дождичка в четверг.
– Он остынет, а когда он остынет – то станет более взвешенным. Откровенно говоря, я еще никогда не видела его таким взбешенным.