Чертова принцесса
Шрифт:
– Моя работа.
– Да, ты перестарался, играя в подонка.
Да если б я играл! Ты не поверишь, но, чтобы изобразить подонка, я почти не прикладывал сил! А как поступить с твоим братом – я даже думать не буду. Я не хочу его убивать, но, испытывая рвотные приступы жалости, убью, если возникнет необходимость.
– А если он возьмет меня живым, Вандора?
Принцесса задумалась.
– Он тебя казнит. Потом казнит снова. Потом еще раз. А может быть, покалечит – выколет глаза, отрежет гениталии, оставит в подвалах дворца, чтобы утолять жажду мести. Но постарайся уцелеть, Олег. Я еще никогда
И тут я понял кое-что.
Я не хочу, чтобы она собрала вещи и ушла к маме. Как моя бывшая, что я оставил в мире Земли. Наверное, сейчас она родила двух детей и немилосердно располнела. А может быть, и нет. Не родила, в смысле, и по-прежнему щеголяет подтянутой попкой. Эх, что за мысли при живой принцессе? С другой стороны, я не должен лицемерить хотя бы перед кем-то – и пусть это будете вы, те, кто сейчас наблюдает мои похождения.
– Слушай, а зачем ты вышла замуж за Волмана?
Гордо взметнулась рыжеватая челка:
– Чтобы тебе отомстить!
Прекрасный пример женской логики. Отомстить тому, кто, возможно, об этом никогда не узнает.
С другой стороны – я-то узнал. И тут мы снова возвращаемся к разговору о пресловутой женской интуиции, которая граничит с предвидением.
Моя девочка.
Я подошел к принцессе сзади, нежно обнял, поцеловал в шейку, потом заткнул ей рот ладонью, отнес в духан и связал по рукам и ногам.
Женщины – существа эмоциональные и нестабильные, а еще обладают скверным качеством – проявлять жалость под влиянием эмоций. Мне не нужно, чтобы принцесса внезапно появилась там, где я учиню резню.
Я бежал в полумраке, то и дело прикладываясь к бурдюку с живительной влагой. В сумерках, разреженных блистанием крепости элементалов, дорога была видна хорошо. Вот и спуск к началу отрога. Сбоку мелькнула массивная тень. Я остановился, присел, тяжело дыша. Волки! Обошли единорогов по дну ущелья, и бегут – цепочкой – подальше от сбрендивших тварей. На меня – ноль внимания. А вот я спускаюсь, и уже скоро…
За спиной у меня сабля, на поясе кинжал горцев и скатанное самодельное боло, похожее на мошонку мутанта, в которой вместо двух – три тестикулы, два замазанных глиной горшка с тлеющими угольями, за обшлагами сапог – по ножу. В руках – ярлыга. Морду я вымазал смесью сажи и оливкового масла. Одежда – черные, вымазанные сажей рейтузы и рубаха. Не для того, чтобы скрываться во тьме, скорее – чтобы произвести определенный психологический эффект. Экипировка и облик – практически как у Арнольда в фильме «Коммандо». Армия одного человека – в действии!
Я начал спуск, утирая взмокшую шею теплой ладонью. В сумраке озадачено закрякала какая-то сова. Вероятно, наблюдала мое передвижение и насмехалась.
Я оказался у кромки кедровника. Перевел дух. Ну, за встречу, принц! Я еще тяпнул, ощущая в голове весьма приятный полет шмеля, и отбросил опустевший бурдюк. Надеюсь, алкоголь не войдет в резонанс с заклятием – вернее, ясно, что войдет, но, уповаю, что не сильно. Зато он почти отключил мой страх, да и боль в спине уже не так ощущается.
Теперь – подъем
Я помчался, чувствуя в голове приятную и легкую пустоту. Там кружил хмельной усатый шмель, старательно отгонявший все мысли.
Они учуяли и ждали на полянке – вожак раздул горловой мешок, и вознамерился продудеть атакующую трель через рог. Стадо воняло раз в пять сильнее, чем самые старые и самые потные козлы, которых я встречал в своей жизни, включая козлов на двух ногах.
Я кинул ярлыгу и сунул руки в карманы рейтуз. Сграбастал по жмене порошка, и, убедившись, что на меня смотрит все стадо, вытянул руки вперед и с силой шлепнул ладонью о ладонь.
Султан белых искр рассыпался среди ветвей, жаля мой взгляд даже сквозь закрытые веки.
Сработало безотказно!
Когда я открыл глаза, на поляне не было ни одного единорога.
Эх, погнали наших городских!
Я подхватил ярлыгу и вприпрыжку бросился за тварями.
Бегут они быстро, трещат ветки под напором могучих тел. Я тоже поднажал.
Впереди высилось гранитное плечо утеса, который делил кедровник надвое. Перепрыгнуть через утес единороги не могут – им придется сбежать вниз, и хорошенько протоптаться по биваку его высочества.
Я прикрикнул по пастушьи:
– Хуо! Хуо! Хо!
Мчаться они могли только в направлении бивака принца, то есть туда, куда я их гнал. Свернуть в сторону, откуда пришли ужасные и пугающие их искры единороги не могли.
Стучали копыта и когти, развивались хвосты – стадо неслось, сбившись в испуганный монолит и источая козлиную вонь.
Прямо на бивак принца.
Когда я увидел в сумерках белесые тела палаток, то понял, что пора включать третью скорость.
А заодно…
– Чудовища! Чудовища! – заорал я благим матом. Чтобы нагнать паники, всегда нужно орать что-нибудь страшное.
Х-хо, сейчас единороги протопчутся по палаткам, никого не убьют, но многих покалечат, и, тьфу-тьфу, слегка помнут его высочество. Так что мне останется только добить уцелевших, подобрать предмет и сбежать.
Среди палаток вдруг выросла белая тень. Взметнулись лохматые лапы.
Тревожный холод проник мне под кожу.
Борго!
Йети-альбинос, этот чертов караульщик, взревел во всю мощь своих легких:
– Уооорррроооооо!
И единороги сбились с галопа, перешли на рысь, на шаг… замерли, начали пятиться, разворачиваться...
О черт, так вот что за оружие у принца! Единороги боятся, оказывается, не только йендийского огня.
Я уронил ярлыгу и начал судорожно шарить по карманам рейтуз. Остатки порошка там, тут…
Я сгреб крупицы порошка и шлепнул в ладони, прямо перед мордами тварей. Шлейф искр получился намного слабее, но даже его хватило, чтобы единороги вновь развернулись и ударились в паническое бегство. Ошеломленный Борго пытался зареветь, но его стоптали, стоптали и палатки, не так основательно, как могли бы с галопа, с разгона, но – стоптали. И, промчавшись по биваку, исчезли в разреженных сумерках.