Чертовидцы, или Кошмары Брянской области
Шрифт:
– Матерь Божья, некроз! – ахнул Лунослав.
Морду пса покрывали оспины язв, похожие на сморщенные следы, оставленные сигаретами. Больше всего досталось губам, деснам и языку. Некоторые язвы имели гангренозный черный цвет. На таких собрались капли крови, напоминавшие маленьких пиявок.
– Черт, приятель! Как же тебя так угораздило? – Булат вскочил, чтобы набрать воды странному гостю.
Лунослав, подняв руки, показывая, что ничего дурного не сделает, оглядел собаку.
– Надо бы удалить увлажненные очаги
Гендальф разразился надсадным лаем. Он не верил своей удаче: загадочное благоухание исходило от этих двоих. Аромат книжных ворсинок витал вокруг кареглазого, тогда как второго окутывал духмяный запах выпечки, наполнявшей пасть будто воздушным зефиром. А еще от них тянуло волшебными «неломаками».
Собачьи боги собственной персоной!
Несмотря на тупую боль, стягивающую мышцы, Гендальф запрыгал, призывая следовать за ним.
Булат вернулся с водой в красной пластиковой миске, куда они частенько высыпали чипсы, и поставил перед псом. Тот с благодарностью погрузил в нее морду. С шумом захлюпал. Вода приятно холодила язвы. О луже вспоминать не хотелось.
Булат взглянул на ошейник:
– Гляди-ка, шаман-брат, к нам сам Гендальф пожаловал! Да еще и Слюнявый.
– Только слюни при таком заражении уже пересохли. – Лунослав сгреб со столика «неломаки» и ссыпал их рядом с миской.
Гендальф пару раз укусил горку земляничных печений, с трудом проглотил. Вкуснейшее, вкуснейшее блаженство! Затем кинулся в коридор и заглянул обратно. Гавкнул, пританцовывая от нетерпения на месте.
– Кажется, кто-то в беде. – Лунослав накинул ветровку цвета хаки. – Надо же, заявитель – собака! А Бессодержательный?
– А разве не сказал один мудрец: помог собаке – спас мир? – поинтересовался в ответ Булат.
– Боже мой, этот мудрец – ты?
– Чувак с упаковки собачьего корма. Погнали.
Они закрыли двери бюро с помощью гибкого велосипедного замка, обвив им дверные ручки, и выбежали за лабрадором на улицу. Гендальф уже поджидал их возле уазика, безошибочно определив, что машина принадлежала им. Вставал на задние лапы и просился внутрь. Булат с удивлением впустил собаку на заднее сиденье.
– Господи, да он умница! – заметил Лунослав, садясь за руль.
Булат, устроившись рядом с псом, приобнял его:
– Значит, так. Я показываю рукой, а ты лаешь, если нам туда. Справишься?
Гендальф отрывисто гавкнул, подтвердив, что эта задачка ему по силам. Он в нетерпении заелозил, не зная, как еще поторопить собачьих богов. Ведь его любимая хозяйка попала в беду! А вдруг она уже умерла? Тогда… тогда он большее ее не увидит, не уткнется холодным носом в складочку за коленом, не услышит ее веселый визг.
На глазах пса сверкающими озерцами застыли слезы.
– Кто скажет, что собаки не умеют плакать, – да будет
Лунослав, следивший за ними через зеркало заднего вида, вдруг ощутил, как у него самого защипали глаза.
Уазик бюро с визгом дернулся с места.
Благодаря полупустым дорогам они без помех доехали до Нового Ивота за каких-то тридцать минут. И это даже несмотря на то, что им приходилось останавливаться на каждом втором перекрестке, чтобы Булат, будто регулировщик, широкими жестами показывал направление движение, а Гендальф гавкал.
Наконец они проскочили Лихоборские Бугры и выехали на пересечение с Ангарской. Лабрадор сразу заскулил и в беспокойстве царапнул обивку дверцы. Его тревожный взор приковывала сверкающая буква «М», под которой начинался спуск в недостроенное метро.
Из подземки вырывалось зеленовато-мутное сияние, затапливая окрестности мертвенным светом, отчего казалось, что безлюдные улицы получают смертельную дозу радиации.
Уазик объехал декоративные столбики с цепями и замер в семи метрах от подземки. Покачивалась вывеска «Станция "Балтийская"». Пугающие небеса пронзали колючие гвоздики звезд.
Булат выпустил лабрадора, и тот, заливаясь сиплым лаем, скрылся во мгле цвета гнилой травы.
– Да погоди же ты! – Сотрудник бюро выругался. Тоже вылез и потянулся за Костяной. – Метро? А в метро-то у нас что за беда? Боже, светит так, будто ураном тархун обогатили.
– А обогащают сам уран, неуч. – Лунослав захватил перевязь с колуном.
Забавно. Он словно держал его в руках долгие годы назад. Хотя прошло всего-то пара месяцев.
Злоруб.
Вполне себе имечко… для артефакта, порожденного затянувшимся кошмарным сновидением.
С виду Злоруб выглядел современным дровосечным колуном, предназначенным для рубки и колки древесины. Красное топорище из фибергласса с черными резиновыми накладками для удобного хвата. Восемьдесят девять сантиметров длины и чуть более трех килограммов веса. Прокаленная стальная головка.
Да, с виду – вполне себе обычный.
Только внутри темным ключом клокотала сила кошмаров. Сила, которую Лунослав не мог постичь. Однако это не мешало колуну, наравне с Костяной, быть смертельно опасным для порождений нечеловеческого порядка.
Когда они с Булатом только начинали в бюро «Канун», одним из первых дел стало похищение восьмилетнего Глеба Комарова. И никто знать не знал, что заявитель, отец ребенка, на деле являлся плодом сновидения мальчика, медикаментозно погруженного в кому. Кашу заварили кретины, с гордостью именовавшие себя культом Черного Солнца.
И сотрудники бюро, сами того не ведая, привели страдающий сон в их логово.
Последовала кровавая расправа, учиненная псевдоотцом мальчика с помощью колуна.