Чертово колесо
Шрифт:
— Вот-вот… Жалко посылать тебя на срок…
— Конечно, жалко, — искренне согласился Шалико. — Что я там буду делать? А тут я учусь, занимаюсь. Физика, химия… Теория, практика…
— Да, учиться надо, — подтвердил Бежан. — Вот я не учился — и что? С такими, как ты, приходится возиться… Кстати, Гоча Сванидзе из транспортной милиции не твой родственник?
— Конечно. Мой дядя, — обрадовался Шалико. — Дядя Гоча — мой самый любимый дядя на свете! Святой человек!
— Мы с ним вместе работали, хороший мужик. А вот с тобой что будем делать? Вы все в списке…
— В каком?
— Да
— Нет, нет, не хочу… — заканючил Шалико, у которого от одних этих слов похолодела макушка.
— Понятно, кто же хочет?.. Значит: или ты идешь в зону, или платишь деньги — и идешь в задницу, на свободу! Звони домой, а то открываю дело!
— Я должен через район заказывать…
— Это не пойдет. Нет времени ждать. Позвонишь кому-нибудь тут, в городе, пусть передадут родителям. Или одолжи. Срок тебе дается до вечера. — И Мака, взяв паспорт, на который они оба время от времени поглядывали, спрятал его в нагрудный карман.
— Тут некому звонить, никто не даст, я всем должен, — признался Шалико.
Мака взглянул на часы. Ему пришла в голову идея.
— Одевайся! — приказал он.
— Зачем?
— Одевайся, тебе говорят! Едем на почтамт, оттуда позвонишь…
— А сколько просить?
— Десять тысяч.
Шалико чуть не подавился, услышав сумму, но промолчал. Вряд ли отец вообще за него даст копейку — в этом году уже дважды выкупал: за драку в хинкальной и за две мастырки… Теперь вот десять штук. Почти новые «Жигули».
— Ладно, даю время до завтрашнего утра, — смилостивился Мака.
Шалико попытался уговорить мента подождать хотя бы пару дней, но Мака прикрикнул на него, а сам сел к столу и быстро написал протокол задержания и обыска, куда внес коробку, синяк, проколы, кокнар и оставил еще место — на всякий случай. Все улики забрал с собой.
По дороге на почту Мака не поленился завезти студента в наркологический, на экспертизу, которая, разумеется, подтвердила, что Сванидзе наркоман.
— Вот так надежнее, — хмыкнул Мака. — Это уже документ.
— Что за экспертиза! Ерунда какая-то! — возмущался Шалико, вспоминая голую комнату, пустой стол и старую унылую толстую женщину в халате, которая лениво приказывала, сама еле ворочая языком: «Покажи язык!
Закрой глаза! Открой глаза! Зрачками покрути! Теперь вены покажи!.. Пройди с закрытыми глазами!» И накатала целую историю. А как с похмелья пройти прямо?.. Рот сохнет, башка трещит, и тело клонится туда-сюда!
— Очень хорошая экспертиза! — отвечал Мака. — Что надо!..
На главпочтамте Шалико подчинялся, как кукла. Дома никто не отвечал. Тогда он попросил телефонистку соединить с квартирой дедушки и сообщил тому безрадостную весть: подрался, ранил человека, срочно нужны деньги. Потом еще раз спросил у капитана жестом: «Сколько?» Тот на пальцах ему показал: «Десять». Шалико произнес сумму, немного послушал и печально повесил трубку.
— Ну, что? — спросил у него Мака.
— Обругал меня и бросил трубку, — признался бедолага. — Но пообещал передать родителям.
Мака разозленно посмотрел на него:
— Плохи
— Куда мы едем? — робко спросил Шалико, но ответа не получил.
А Мака думал о том, что сейчас надо закинуть этого гаденыша на его хату, забрать паспорт, дать пару дней на раскрутку… Его не покидало сомнение: правильно ли он все сделал?.. Казалось, что недорасспросил студента и слишком быстро перевел разговор на деньги, хотя по правилам надо ждать, когда тот сам заговорит об этом. Но ничего, студент никуда не денется. Паспорт Мака оставит у себя, и завтра-послезавтра они опять встретятся. Куда оболтус без паспорта?
Выпуская Шалико около подъезда, Мака предупредил:
— Глупостей не делай. Из-под земли достану.
— Ясно… — обреченно кивнул Шалико и исчез.
Теперь надо заскочить на базар, купить мед, фрукты, лимоны, заехать домой, взять бульон и отвезти все матери в больницу.
Еще одно неприятное поручение маячило перед ним. Мака старался не думать о нем, но это была личная просьба майора, и отказать невозможно.
В два часа ночи, в темноте, он поехал на Элия. [30] Миновал Арсенал, пропетлял по мертвым глухонемым улочкам и притормозил около темного дома. Позвонил. Надрывно залаял пес. К воротам долго не подходили, но наконец открыли.
30
Старый район Тбилиси.
— Готово? — спросил он в темноту, унимая в себе неприятное чувство.
— Готово. Входи.
Стараясь не смотреть на открывшего, Мака прошел по двору мимо неестественно толстого пса, который чесался, позванивая цепью, и гулко, басовито, отрывисто взлаивал. Показалось, что во дворе пахнет трупной гнилью.
— Тихое место, — пробормотал он.
Открывший, человек в очках и кожаном фартуке, из кармана которого высовывался шланг, запер ворота и махнул рукой в глубь двора:
— Только что закончил.
На голове у него была, несмотря на жару, высокая серая каракулевая папаха.
Когда шли мимо пса, исподлобья наблюдавшего за ними, Мака спросил:
— Что за странная порода?
— Собака с волком, — кратко отозвался человек и, прежде чем войти в сарай, щелкнул выключателем.
В пустом сарае, на высоком столе, в черным полиэтилене лежал труп.
— Все в порядке? — спросил Мака, глупо понижая голос.
— Готов. Выпотрошен дочиста. Лицо я тоже… ликвидировал… почистил… Пальцы отрезал… зубы выдрал. Ни один эксперт ничего не определит.
— Отпечатки? — спросил Мака, стараясь не смотреть на стол.
— Нету. — Бальзамировщик потянулся к полиэтилену, Мака остановил его:
— Не надо. Верю, — но тот приоткрыл полиэтилен:
— Нет, ты посмотри на работу, чтоб потом не было всяких ляй-ляй.
Мака кинул взгляд. Вместо лица светлело какое-то расплывчатое пятно.
Бальзамировщик, прицелившись, забросил шланг в глубокий таз и принялся мокрыми руками снимать фартук. Маку потянуло выйти.
Во дворе он полез в карман и передал сверток: