Чертовы котята
Шрифт:
— Когда ты в последний раз чувствовала себя счастливой, Хилья? — неожиданно спросил Майк.
«В объятиях Давида», — мысленно ответила я.
И тут зазвонил телефон. Я не стала ставить его на беззвучный режим: пусть учитель видит, что Юлия всегда может до меня дозвониться. Однако на мониторе высветились другие цифры: это был номер Кари Суурлуото, двоюродного брата моего отца. Я извинилась перед Майком и вышла.
— Привет, Хилья! Послушай, Кейо уже три раза звонил мне и спрашивал, как тебя найти. Он, видимо, хочет с тобой встретиться
26
— Плохие новости? — спросил Майк, когда я вернулась к столу.
Я вздохнула, положила себе еще грибов и подумала: хорошо бы отец на свободе первым делом отправился в лес, набрал сморчков и отравился, забыв, что их надо кипятить дважды.
— Новости про отца, — наконец ответила я. — Ему заменили заключение на условное и отпустили. И теперь он хочет со мной встретиться.
— Когда вы с ним виделись в последний раз?
— В день гибели мамы.
Майк опустил вилку обратно на тарелку.
— То есть ты не видела его все эти годы, пока он был в тюрьме?
— А зачем нам было встречаться? Он просто мой биологический отец. Десять лет назад он сбежал из тюрьмы, изнасиловал несовершеннолетнюю девочку и, как я думаю, убил дядю Яри. У меня нет ничего общего с этим чудовищем.
Я не могла вынести взгляд Майка и сидела, опустив голову.
— Чудовищем? Я же столько раз тебе говорил, что врага надо знать в лицо. Если бы он сейчас вошел в ресторан, ты узнала бы его? Подумай, может, твой отец вовсе не такой демон, которого ты нарисовала в своей душе?
— Именно такой! Ты ничего не знаешь и даже представить себе не можешь! Ты же не лежал на залитом кровью полу и не видел, как он измывался над молодой женщиной!
Майк выжал на судака еще лимонного сока, неторопливо прожевал и заговорил тихим и спокойным голосом:
— В жизни мне довелось увидеть немало преступлений. До основания академии я более десяти лет проработал в полиции штата. На моем счету более сотни задержанных убийц и не один десяток предотвращенных покушений на убийство. И все же я не готов назвать ни одного из преступников демоном.
— Звучит не по-американски. А как же Саддам Хусейн и Муамар Каддафи?
— Ты готова сравнить с ними своего отца?
— Но ведь он убил мою маму! Тогда мне было четыре года. И я до сих пор хорошо все помню!
Я откинулась на стуле, переводя дух. Незачем Майку жалеть меня. Ему следовало сказать, что я сильная женщина и справлюсь со всеми трудностями.
— Теперь я понял, почему ты поступила в академию. Ты мечтала научиться защищать себя и своих близких. Но не думаешь ли ты, что сейчас тебе важно научиться бороться с теми демонами, которые рвут на части твою душу?
— Ты переквалифицировался в семейного психолога? О чем ты говоришь? Что несут в себе эти пышные бессмысленные фразы? Ты просто все придумал, ты не можешь
Майк поднял руку, раскрыв ладонь в предупреждающем жесте:
— Ты неправильно меня поняла. Я не верю в наследственность. То, что твой отец убил человека, не делает тебя убийцей.
— После совершения преступления он не один десяток лет провел в закрытом лечебном учреждении с диагнозом «параноидальная шизофрения». Эта болезнь могла передаться по наследству.
— Кто тебе такое сказал? Если один из родителей страдает этим заболеванием, то у детей возможность тоже заболеть этим лишь на десять процентов выше среднестатистического показателя. Обрати внимание, я сказал «возможность заболеть», а не «наследовать». — Майк собрал вилкой остатки грибов и положил в рот. — Вкусно. От того, что когда-то они были ядовитыми, они кажутся только вкуснее. Однажды в Японии я пробовал рыбу фугу. Странное чувство испытываешь, кладя в рот кусок того, что считается смертельно ядовитым. Думаю, особенно остро это чувствует человек, который всю жизнь старается уменьшить риски и опасности. Знаешь, я тоже рисковал, когда брал тебя в академию. Но считаю, что этот риск вполне оправдался.
Беседа с Майком напоминала борьбу с мокрым куском мыла — он постоянно соскальзывал с темы и не давал мне развивать мои мысли. Собеседник всегда оказывался прав. Прочитав переданный мне Лайтио файл, я поняла, почему моего отца столько лет продержали взаперти. Иногда ему слышались голоса, которые призывали его разрушать или убивать. В трудных ситуациях я тоже слышала в душе голос Майка или Лайтио. Может, это первые симптомы того же заболевания?
На десерт Майк попросил кофе без кофеина, а я заказала рюмку лимончеллы, хотя понимала, что ее бодрящий горьковатый вкус вряд ли поможет мне сейчас. Когда закончится ужин и мы встанем из-за стола, я наконец оставлю за спиной тот период жизни, когда считала Майка Вирту своим учителем.
Майк попробовал украшенный березовыми листочками и лапландским сыром пудинг и отодвинул тарелку.
— Это очень полезный десерт, березовый сок выводит из организма лишнюю жидкость.
— Охотно верю, просто я уже наелся, спасибо. Помнишь, я говорил тебе, что представляет для человека самую большую опасность?
— Сам человек, его заблуждения и предрассудки, — повторила я фразу, которую мы на занятиях часто твердили хором, заучивая наизусть.
— Больше ничего не помнишь?
— Нет, только что «сам человек» и что-то дальше в том же духе. Наверное, ты почерпнул эту сентенцию из какой-нибудь восточной философии.
Майк снова улыбнулся мне, словно ребенку, который настойчиво требует шоколадку, хотя взрослые подробно объяснили ему, почему сейчас ее нельзя получить.
— Да, ты хорошо усвоила то, чему я учил вас. У тебя всегда была светлая голова. Надеюсь, ты сможешь применить свои знания в жизни, сумеешь правильно провести встречу с отцом и защитить от него своих близких.