Чертухинский балакирь
Шрифт:
Ух
В дух!
Ах
В пах!
И Ульяна уже отлетела.
И-эх! Веселись народ!..
Отец Миколай поел немного бычка, дьякон по-прежнему сидел безучастно, тускло глядя в пустые стаканы, дьячок только глазами еще чаще моргал, знаком показывая Мавре, что сыт, больше не хочет. Ульяна ж опять подскочила, хлопнув на ходу Мавру по заду, чтоб не мешала, прищелкнула, притопнула, и снова цветы сарафанные посыпались к отцу Миколаю под стол и сильный ветер подул на мужиков, инда на затылок завернулись масляные скобки:
Плюнул
Черт
Обернул в бадью!..
Клюнул
Черт попа:
Обернул в клопа!..
Хлопы-лопы-топы-топ!
Весело было штоб!
Поп Миколай видит, что дело выходит для него не на шутку, ткнул дьякону в бок, моргнув дьячку на дверь, бочком-бочком - да к выходу. Пока вылезали, Ульяна так и зашлась мелкой каблучковой дробью. Подошел причт к Мавре прощаться да благодарить, поклонился отец Миколай и Петру Кирилычу со Спиридоном, те встали: одно другому не мешает!.. Ульяна тоже вдруг остановилась и протянула обе руки к отцу Миколаю, сложивши их лодочкой:
– Благослови, батюшка!
– Бог благословит!
– сказал отец Миколай, отвернувшись от Ульяны.
– Не взыщи, батюшка: свадьба!
Отец Миколай минутку подумал, потом перекрестил Ульяну и ткнул ей в самый рот ручку. Ульяна чмокнула и губы рукавом вытерла. За столом у мужиков ноги так и заходили, как у застоялых коней перед масленицей, и бабы вытянули носы, вот-вот сейчас сорвутся все с лавок, пустятся в пляску, и от сарафанных широких их подолов в глазах свету божьего будет не видно.
В старое время не любили сразу, как молодых из церкви привезут, тут же за рюмки хвататься. Не как теперь: одною рукою за рюмку, а другою за нож…
За столом и глазом никто не покосил на пустые стаканы, когда Мавра с Ульяной, кланяясь в пояс, вышли проводить отца Миколая. Даже полегчало у всех: как-никак, а за столом без попа куда просторнее! Бабы встряхнулись, поправили на головах цветные шаленки, а мужики еще шире распустили соломенные бороды, сидят за столом со своими бабами, тесно сжавшись боками, как скирды с ометами в молотьбу возле риги.
Ульяна продралась сквозь девок к столу и хлопнула себе по бедрам:
– Ба!.. Молодых-то мы совсем и забыли!..
– Пра, пора, Ульяна Митревна, - кланяется ей Мавра, - стаканы замерзли… Наливайте, сватушки, золовушки, не жалейте-ка головушки!..
Мужики сразу встряхнулись, забулькала в кумочки заливуха, а бабы, жеманясь и опасливо смотря на других, нацедили в стаканы пенистого пива: приготовились все слушать, как колдунья будет величать жениха с невестой.
Ульяна отпила из резной чаши глоточек, облизнула губы, крякнула и поклонилась в пояс молодым.
Я не пашеньку пашу
Да не полосу,
Уж я холю да чешу
Князю волосы!..
Уж и как же ты, соха,
Столько вынесла?..
Уж и где же ты, сноха,
Только выросла?..
Вот уж князь так князь,
Не видали отродясь:
Станом - клен!
Нравом - лен!
Не простого царства ен!..
Ульяна поджала
Я не поле бороню
Да по скороду,
Уж я холю да ровню
Князю бороду!..
Уж и как ты, борона,
Столько вынесла?..
Уж и где ты, борода,
Только выросла?..
Вот уж князь так князь,
Не видали отродясь:
Что умен!
Что холен!
Не простого царства ен!..
За столом лица у всех посвежели от песни, зацвели улыбкой бабьи круглые щеки, и на всякую теперь любо смотреть, даром что корявы и нескладны. Хорошо выходило у Ульяны потчеванье молодых. Всякий мужик бывает раз в жизни, когда женится, таким князем, на которого все глядят во все глаза и которому каждый рад услужить… Да где только это царство, в котором и взаправду идут мужики за князей, а бабы и девки за королевен? Видно, и впрямь это царство -Сорочье!..
Отпил Петр Кирилыч глоток и поклонился.
Ульяна скривила на него тонкие губы в незаметную улыбку и поставила поднос с птицей на стол против Спиридона. Взяла одной рукой сарафанный подол, другой одним махом сорвала с головы красный платок с большими кистями и закружилась с ним на одном месте: помолодела она, кажется, в тот миг на двадцать годов, выпрямилась, как старая береза на весеннем ветру, глаза округлели от света, и по впалым щекам заиграл плотный румянец, смешавшийся с вечерним отблеском солнца.
Неживая Маша сидит, украдкой взглядывая на Петра Кирилыча.
"И впрямь, какой он мужик? На барина больше смахивает, - думает Маша, перебирая глазами кольцеватые кудри на голове Петра Кирилыча.
– А может, это мне все, дуре, грезится да снится?"
Пошелохнулась Маша на лавке, тронула Спиридонову полу, в угол поглядела: не сидит ли в пазу таракан, который каждую ночь снится ей не знамо к чему. Усинки даже тараканьей не видно… Хочется Маше, чтобы Петр Кирилыч к ней обернулся да опять ласково поглядел, но и Спиридон, и Петр Кирилыч, да и все за столом совсем будто и забыли про Машу: с притопыванием, с прищелкиванием, с красным платком над головой допевает Ульяна поздравную песню, и Спиридон только все дальше забирает бороду в рот и щурится на Ульяну.
Соберу я во лесу
Росу мокрую,
Поднесу я, поднесу
Чашу до краю!..
Чтобы князю да пилось…
Спелось колосу!..
Чтобы мне, младой, спалось,
Не кололося!..
Вот уж князь так князь,
Не видали отродясь:
Уж и чем не угощен,
Чем не потчеван?..
Не простого царства ен,
А… Сорочьева!..
Отродясь не слыхали чертухинцы такой песни. У баб слюнки в зубы пробились, мужики поширели на лица, а девки у двери вытянулись, на Ульяну разинули рты и еще пуще зарделись.