Червонные сабли
Шрифт:
Дежурный вызвал Леньку:
– К тебе пришли, товарищ.
Коренастый подросток в ситцевой рубахе подошел и молча протянул Леньке бумагу.
– Что это?
– Петиция...
Ленька стал читать про себя:
«Мы, юноши, желаем организовать добровольческий отряд, потому что у нас загорелось пламя борьбы против белых паразитов, и готовы хоть сейчас в бой.
Обращаемся к вам, товарищ Леня Устинов, так как больше не знаем, куда обратиться для содействия. Просим дать нам возможность идти вместе с отцами защищать Пролетарскую Республику,
Просим дать обмундирование (морское), а также вооружение.
Наше письмо просим передать товарищу Буденному, он не откажет так бездушно, как военком тов. Сиротка».
Ленька свернул бумагу, спрятал ее в шапку и сказал:
– В комсомол идите, хлопцы. Комсомол - ваш дом и ваш фронт... А что касается вашего письма, то ничего обещать не могу, но Семену Михайловичу товарищу Буденному я доложу.
Ребята молчали, с уважением глядя на буденновца. Валетка почувствовал, что хозяин уезжает один, рвался из рук коноводов, голосисто ржал.
– Ну, ну, не прыгай, - говорил Ленька, поглаживая упругую шею коня и успокаивая его.
– Давай поцелуемся...
Ленька отдал Валетке последний сахар и, чтобы не показать свою слабость, зашагал к воротам не оглядываясь.
Глава третья. В ХАРЬКОВЕ
Белая армия, черный барон
Снова готовят нам царский трон.
Но от тайги до британских морей
Красная Армия всех сильней!
1
Когда Ленька получил пакет из юзовского военкомата, он не мог удержаться, чтобы не поважничать перед ребятами и сделать вид, будто получил боевой приказ. На самом деле в конверте лежало письмо от друзей-буденновцев из далекого Сальска:
«Дорогой наш друг и товарищ Устинов Алексей Егорович!
Пишем тебе на твою родину в Юзовку. Мы отправляемся на Западный фронт последним эшелоном, едем освобождать польских рабочих и крестьян от ига буржуазии. А ты встречай нас в Харькове, и поедем вместе. Спеши повидаться.
Твои боевые товарищи - Сергей
Калуга, Махметка, Петро Хватаймуха, Антоныч».
Путь до Харькова оказался трудным и долгим. Не успели отъехать от Юзовки и трех верст, как поезд остановился: банда разобрала путь - волами растащили рельсы и скрылись. Пока исправляли, прошли сутки. А там и вторые, третьи... Так и ехал чуть не две недели. Пешком и то скорее дошел бы.
В пути чего только не передумал! Наверное, товарищи давно уже проехали и воюют на Западном фронте. А Буденный, поди, не раз спросил у своего друга начдива Городовикова: «Где же это Ленька наш запропастился? Не потерял ли мой маузер?» - «Не беспокойтесь, Семен Михайлович, и не переживайте, - мысленно отвечал Ленька.
– Берегу я ваш подарок пуще глаза».
Никак не надеялся Ленька застать в Харькове друзей. А все же по прибытии поезда в Харьков побежал к дежурному коменданту узнать; давно ли проследовал эшелон с буденновцами?
– Ищи на запасных путях, - устало ответил дежурный и махнул рукой
– Тут сам черт не разберет, кто куда едет...
Пришлось нырять под железнодорожные платформы, перелезать через сцепки нефтяных цистерн, пробираться чуть не на животе под гружеными пульманами, пока в дальнем тупике не увидел вереницу товарных вагонов и площадок с повозками, полевыми кухнями, санитарными двуколками.
Глянул Ленька - и сам себе не поверил: на крыше вагона сидел Махметка. Надвинув фуражку на нос и глядя из-под козырька на бесконечные крыши вагонов, он лениво лузгал семечки.
– Махметка!
Узнав друга, Махметка забегал по крыше.
– Ленка, чертяка, здорово!
От нетерпения Махметка не стал слезать по скобам, а расставил руки, точно крылья, и прыгнул с крыши. Буденновцы, знакомые и незнакомые, обступили приезжего, с интересом разглядывали его. Друзья добродушно подшучивали над его внешностью. На Леньке были солдатские ботинки со шпорами, через плечо - помятая труба. Белый походный мешок, сшитый из наволочки, виден был за версту. Хорошо еще, генеральскую шинель спрятал в мешок, а то бы засмеяли.
Как в родную семью приехал Ленька: здесь и там знакомые лица. Махметка все такой же отчаянный, а на поясе кривая сабля, похожая на колесо. Она висела низко и волочилась по земле.
Между тем друзья продолжали потешаться над Ленькой.
– Кто тебе такой мешок подарил?
– кубанец Петро Хватаймуха, весельчак и говорун, пощупал туго набитую торбу.
– Не женился, случаем, в Юзовке?
– После мировой революции буду жениться, - отшутился Ленька, а сам снял мешок и стал развязывать его. Делал он это не спеша, со значением, да еще приговаривал:
– А ну, торба, что в тебе есть?
С этими словами он принялся доставать, из мешка и раздавать бойцам кому что нравилось: одному пачку махорки («Вот за это спасибо, три дня не курил»), другому - горсть семечек («Попробуем, какие в Юзовке подсолнухи»), а друзьям - по початку кукурузы, похожей на золотые слитки.
Бойцы встречали подарки веселыми восклицаниями, заглядывали в Ленькин чудо-мешок; тогда-то и увидел Махметка генеральскую шинель.
– Гляди, Ленка генерала плен брал!
Смеясь, Махметка накинул на плечи генеральскую шинель, и в это время из кармана выпал Тонькин подарок - белое холщовое полотенце. Бойцы сразу увидели надпись, вышитую красными нитками, и началась потеха.
– «Кого люблю, тому дарю. Люблю сердечно, дарю навечно», - громко читали бойцы, передавая друг другу полотенце.
– Я же говорил, что он женился!
– сказал Хватаймуха.
– Подругу жизни нашел! Ай да шахтер!
Леньке стало неловко, и он погнался за Петром, отнял полотенце и от стыда сунул в мешок.
– Третий неделя стоим, - пожаловался вдруг Махметка, когда разговор перешел на серьезное.
– Начальник дежурный больно бюрократ большой. Говорю ему: «Аллах не боишься, Буденный придет». А он отвечает: «До бога высоко, до Буденного далеко, а ты не разыгрывай Тараса Бульбу, а то на губу посажу». Такой несознательный.