Червонные сабли
Шрифт:
Выбравшись на другой берег, ребята побежали к невысокому степному холму.
Ленька спешился и, держа в поводу лошадь, подошел к ребятам. Холмик был окаймлен частоколом позеленевших, едва заметных в траве патронных гильз: сразу видно, мальчишки постарались. Они, видно, и выцарапали надпись на камне:
Ленька стоял над своей могилой,
Молчал и Ленька. Сейчас его мысли были далеко, в той темной осенней ночи, когда они с Васькой переходили здесь линию фронта...
Тогда над степью бушевала гроза. Сабли молний сверкали сквозь завесу дождя. Спрятались ребята вон в той ложбине, а может быть, за тем бугром, что зарос полынью. Пули свистели над головой. Васю ранило, но он пытался подняться. «Думаешь, не встану?» - как-то сердито, с обидой сказал он и встал, ища рукой опору. «Идем, Ленька, я буду за тебя держаться. Идем, приказ надо передать, а то наших побьют...» Ой как страшно было Леньке в той темной степи. Васька тяжело дышал, умирая, а потом последний раз приподнялся и хрипло, со злостью сказал: «Ты думаешь, я помру? Думаешь, помру, да?» Он напряг последние силы и встал, сделал два шага и упал... Уже и вспомнить трудно, как потом нашел Ленька красноармейцев и передал приказ. Все это было здесь, было...
Стоя поодаль, ребята с сочувствием следили за Ленькой. А он глухо проговорил, обращаясь к могильному холму: Здравствуй, Вася...» - и умолк, не в силах продолжать. Слышно было, как всхлипнула Тонька. А Уча нахмурил брови.
На степной могиле качались синие цветы, точно синие свечи. Кружились, гудели пчелы. В кустах барвинка пел соловей, а в голубом небе звенели жаворонки.
Тонька ушла от ребят в степь и скоро вернулась с охапкой полевых маков. Все расступились, и она усыпала цветами могильный холм.
Тогда Уча поискал в траве и поднял осколок кремня. Он с веселой яростью зачеркнул на камне имя Леньки и приписал:
– Кончится война, сложим здесь памятник, - в спокойной задумчивости сказал Ленька.
– Сложим, - подтвердил Уча, - здесь и поставим, чтобы видно было на всю степь.
Ребята согласно кивнули головами.
3
В тесном дворике Анисима Ивановича Ленька привязал коня к сараю, ребятишки нарвали свежей травы, и Валетка, смачно похрустывая, зарывался мордой в пахучий корм, жмурил глаза от удовольствия.
Ребята расселись в кружок, и Уча попросил:
– Ну, Леня, теперь рассказывай, как ты на войне был.
Тонька взобралась на бочку и притихла там, свесив ноги. Илюха улегся животом на землю, подпер кулаками щеки.
Ребята уставились Леньке в рот, ожидая необычайных рассказов.
Не спеша Ленька отстегнул маузер, снял генеральскую шинель на ярко-красной шелковой подкладке и повесил на сук. Илюха глаза вылупил от зависти.
– Где ты такую шинель взял?
– С генерала сняли.
– С Деникина?
– Нет. Деникин убежал, уплыл на
В Ленькином дворике собралось столько народу, что сесть было негде. Сам хозяин устроился на ящике, а маузер положил на колени, чтобы ребятишки не баловались. Он заметил в сторонке двух незнакомых пацанов, как видно братьев, - уж очень были похожи один на другого. Они сиротливо стояли у калитки, не решаясь подойти ближе. Один был постарше, другой - лет девяти, худенький, в ситцевой рубашонке. Скоро, однако, старший освоился и подошел к Леньке, потрогал пальцем сигнальную трубу и спросил:
– На музыке играешь?
– Сигналка это. В атаку бойцов поднимать, - объяснил Ленька.
– Как поднимать?
– Звуками сигнальной трубы.
– Понятно, - сказал мальчишка, а сам уже тянулся рукой к маузеру.
– Можно стрельнуть?
– Глянь, какой бедовый!
– усмехнулся Ленька и строго добавил: - Нельзя. Это воинское оружие, а не игрушка...
– Барабан, чего пристал?
– крикнул Уча.
– А ну, киш отсюда!
– Чьи это пацаны?
– с интересом спросил Ленька.
– Братья Барабановы: Илюшка и Ванька. Возле глея [2] живут, - объяснил Уча.
– Ихний отец к Ленину ездил.
2
Глей - отвалы пустой породы.
При этих словах все ребята посмотрели на братьев. Ленька подозвал младшего, Илюшку, и усадил рядом.
– Говоришь, отец к Ленину ездил?
– Ага. Уголь коммунистический отвозил, - охотно ответил мальчик и даже похвастался: - А когда из села с хлебом вернется, опять в Москву поедет...
Разговор шел серьезный, и Ленькины друзья притихли. Только Ваня Барабанов не в силах был оторвать взгляда от маузера.
– Кто тебе такой леворверт дал?
– Семен Михайлович подарил.
– Какой Семен Михайлович?
Уча стукнул мальчишку костылем.
– Ты отстанешь, чертов Барабан, или нет?
– У нас один Семен Михайлович, - сурово объяснил Ленька.
– Товарищ Буденный, и ты это должен знать...
Рыжего Илюху терзала зависть.
– Прямо не верится, Ленька, что ты воевал.
Тонька с презрением сказала:
– Дурак ты и уши холодные!.. Не видишь, что он весь пораненый?
Но Илюха продолжал свое:
– Ленька, а воевать страшно?
– Кто шкуру свою спасает, тому страшно. А кто за бедных - ничуть.
– Неужели ни разу не забоялся?
– не отставал Илюха. Ленька усмехнулся:
– Один раз было... Когда с Буденным кашу ел.
Ребята рассмеялись:
– Каши спугался?
– Не каши, а Буденного. Шутишь? Командующий армией! Одних коней двадцать тыщ... Тронется дивизия за дивизией - вся степь в конях! Только пыль до неба, и у каждого бойца шашка, пика - залюбуешься!
– А почему у тебя шашки нема?
– поддел Илюха.
– Пулеметчику не положено.
– А стрелять умеешь?
– Отстань, рыжий... Леня, расскажи, как тебя кадет Шатохин расстреливал.