Червонные сабли
Шрифт:
У Леньки даже лоб вспотел от напряжения, и он вытер его ладонью. «А что? Правильно! Ока Иванович тоже говорил - надо учиться рубать саблей. А тут не все ребята поенные, и надо объяснить хлопцам, как стреляет винтовка, а девчата будут раненых перевязывать».
– ...Чему мы должны учить и как должна учиться молодежь, если она действительно хочет оправдать звание коммунистической молодежи...
Ленин прошелся по сцене с заложенными за спину руками, остановился и, обращаясь к делегатам, продолжал:
– ...первым, казалось бы, и самым естественным ответом является то,
Гаро приподнялся, чтобы лучше видеть Ленина, но его заставили сесть. Теперь он тянул шею, глядя поверх голов, и не замечал, как сильно сдавил пальцами Ленькину руку.
Высокие двери зала были зашторены зелеными портьерами. Кто-то опоздал и вошел на цыпочках, тихонько прикрыв за собой дверь.
– Что же нам нужно для того, чтобы научиться коммунизму?..
И Ленин стал говорить о том, что после победы на военных фронтах неизбежно встанет задача хозяйственного возрождения страны. Но чтобы строить - нужно овладеть современной наукой, электрифицировать страну. Для этого неграмотные люди не подойдут, и мало тут одной грамотности. Надо технически приложить электричество к промышленности и земледелию, научиться самим и научить подрастающее поколение.
– У предыдущего поколения задача сводилась к свержению буржуазии, - продолжал Ленин.
– Перед новым поколением стоит задача более сложная... Вы должны построить коммунистическое общество.
Ленька посмотрел на соседей: у одних на лицах отражалась сосредоточенность, у других удивление. Многие торопливо писали что-то на клочках бумаги.
– Перед вами задача строительства, и вы ее можете решить, только овладев всем современным знанием... Вы должны быть первыми строителями коммунистического общества среди миллионов строителей, которыми должны быть всякий молодой человек, всякая молодая девушка...
Вон как получается: надо учиться.
И вспомнилась Леньке первая школа - комната с выбитыми окнами в бывшей юзовской гимназии, пацаны в шапках, однорукий учитель Сиротка с наганом через плечо. Васька склонился над партой и выводит угольком на газете: «Ленин», - и счастлив, и не может унять радости оттого, что сумел написать первое слово в жизни.
В зале становилось жарко. Со всех сторон на Леньку налегли, сдавили с боков, дышали в затылок, но он ничего не замечал. Ленин продолжал объяснять, как будто боялся, что не поймет его парнишка в красных галифе, который сидит в третьем ряду, и Гаро, армянский мальчик, не сумеет понять, - и говорил доходчиво, то и дело возвращаясь к сказанному и заново объясняя. Ленька мысленно говорил Ленину: «Понятно, Владимир Ильич, вы не беспокойтесь!» И Ленька сам себя мысленно проверял: кто должен строить коммунизм? Молодежь! Какая? Он, Ленька, Махметка, Ваня Гармаш, Тонька, Михо Гогуа, Макарка из Смоленска и тысячи других комсомольцев. А что надо для этого? Изучить электричество, от которого лампочки загораются и трамваи по улицам ходят.
Вроде бы и ясно было все, о чем говорил Ленин, а трудновато кое-что понимать. Вот он произнес слово «мораль», а потом еще одно - «нравственность». Что это значит, в
А Ленин продолжал:
– Часто представляют дело таким образом, что у нас нет своей морали, и очень часто буржуазия обвиняет нас в том, что мы, коммунисты, отрицаем всякую мораль. Это - способ подменять понятия, бросать песок в глаза рабочим и крестьянам.
Слушай, Ленька, слушай! Пусть голова расколется, все равно слушай! Иначе как будешь коммунизм строить? Хоть лопни, а пойми, с чем едят эту самую «мораль»! Назло буржуям всего мира пойми, что означает это слово.
– В каком смысле отрицаем мы мораль, отрицаем нравственность?
– продолжал Ленин, точно хотел получше объяснить Леньке непонятное: - В том смысле, в каком проповедовала ее буржуазия, которая выводила эту нравственность из велений бога. Мы на этот счет, конечно, говорим, что в бога не верим, и очень хорошо знаем, что от имени бога говорило духовенство, говорили помещики, говорила буржуазия, чтобы проводить свои эксплуататорские интересы.
Отовсюду по рядам передавали записки в президиум. Кто-то сзади толкнул в плечо Леньку, и записка, которую он положил на руку сидящему впереди Яше Пожарникову, поплыла к сцене. Тот бросил ее на стол, но записка упала. Ленин наклонился, поднял ее и передал в президиум. Не прерывая речи, Ленин продолжал ходить по подмосткам. Он говорил увлеченно, словно радовался тому, что его слова находят отклик в сердцах молодых коммунаров.
– Для нас нравственность подчинена интересам классовой борьбы пролетариата. А в чем состоит эта классовая борьба? Это - царя свергнуть, капиталистов свергнуть, уничтожить класс капиталистов. А что такое классы вообще? Это то, что позволяет одной части общества присваивать себе труд другого.
Стоп! Кажется, Ленька стал понимать.
– Земля у нас считается общей собственностью, - развивал Ленин свою мысль.
– Ну, а если из этой общей собственности я беру себе известный кусок, возделываю на нем вдвое больше хлеба, чем нужно мне, и излишком хлеба спекулирую? Рассуждаю, что чем больше голодных, тем дороже будут платить? Разве я тогда поступаю как коммунист? Нет, как эксплуататор, как собственник. С этим нужно вести борьбу. Если оставить так, то все скатится назад, к власти капиталистов, к власти буржуазии, как это бывало не раз в прежних революциях.
Точно! Спекулянт в вагоне говорил: «Почему я должен кормить чужого дядю? Для себя хочу жить!» Но как же быть, товарищ Ленин, ведь они, гады, дерут с рабочего три шкуры, пользуются тем, что кругом голодно. Макарка приехал на съезд в лаптях, а спекулянт в поезде был в пальто с меховым воротником. Как же с ним бороться, Владимир Ильич?
– думал Ленька, а сам с напряжением слушал Ленина, боясь пропустить хоть слово.
– ...И, чтобы не дать снова восстановиться власти капиталистов и буржуазии, для этого нужно торгашества не допустить, для этого нужно, чтобы отдельные лица не наживались на счет остальных...