Честь и долг
Шрифт:
Водоворот толпы выбросил Шульгина в вестибюль, к билетным кассам. Какая-то рота была выстроена, у одной из стен — масса людей в гражданских одеждах. Как только Шульгин показался на лестнице, рота по команде офицера взяла на караул, стало совершенно тихо. Шульгин начал читать текст манифеста.
— Да поможет господь бог России! — оторвал Шульгин глаза от заключительных слов на бумаге и заговорил горячо, сбивчиво, растроганно. Когда он кончил и провозгласил здравицу императору Михаилу Второму, раздались жидкие хлопки и нестройное "ура!".
Прошли в кабинет дежурного по вокзалу. Шульгин услышал в трубке голос, который не сразу узнал — до того хриплый и надорванный он был.
— Не объявляйте манифеста… — требовал Милюков. — Произошли серьезные изменения…
— Но я уже объявил…
— Кому?
— Какому-то народу… солдатам…
— Не надо было делать этого… Положение сильно ухудшилось с того времени, когда вы уехали… Нам передали текст манифеста. Он совершенно не удовлетворяет… Необходимо упоминание об Учредительном собрании… Не делайте никаких дальнейших шагов… Могут быть большие несчастия…
— Единственное, что я могу сделать, — это отыскать Гучкова и предупредить его…
— Да-да… Найдите его и немедленно приезжайте оба на Миллионную, 12. В квартиру князя Путятина…
— Почему на какую-то квартиру?..
— Там великий князь Михаил Александрович… и все мы там собираемся… пожалуйста, поспешите…
Шульгин растерянно положил трубку на рычаг.
— Где Гучков? — обернулся он к своему проводнику.
— На митинге рабочих в железнодорожных мастерских…
"Немедленно туда, — подумал Шульгин, но под рукой в кармане зашуршал конверт с текстом отречения. — Рабочие могут отобрать документ… Если так все страшно, как говорит Милюков… Что делать?"
Зазвонил телефон. Служащий снял трубку. Вытянулся, словно сделал трубкой на караул.
— Вас опять… наш начальник — Бубликов…
— Василий Витальевич! Это я — Бубликов. Я, знаете, на всякий случай послал к вам человека… совершенно верного… он найдет вас на вокзале скажет, что от меня… Можете ему все передать и доверить… Понимаете меня?
— Понимаю…
Шульгин в изнеможении опустился в дубовое кресло. Через несколько минут он вышел в зал ожидания. Через толпу протиснулся господин в скромном пальто и барашковом пирожке на голове. Наклонившись к Шульгину, сказал на ухо: "Я от Бубликова…"
Господин депутат незаметно сунул ему конверт. Доверенное лицо Бубликова исчезло…
Прошли, спотыкаясь, переплетения рельсовых путей, еле протиснулись через толпу в дверях высокого цеха, крытого железом и стеклом. Шульгину показалось, что густая толпа стоит перед эшафотом, воздвигнутым в дальнем углу мастерской. Его воображение, распаленное отречением царя и всеми сегодняшними передрягами, восприняло так дощатый помост, на котором стояла тесная группа людей и среди них — Гучков. Но говорил не он, а человек в рабочей одежде.
— Вот, к примеру, они образовали правительство… кто же такие в этом
Шульгин вскарабкался по грязным и замасленным ступеням на помост, встал рядом с Гучковым. Толпа рокотала, реагируя на слова председателя.
— Ну да… Князь Львов… Князь, — повторил рабочий гневно. — Так вот для чего мы, товарищи, революцию делали! От этих самых князей и графов, помещиков и капиталистов все и терпели… Освободились — и на тебе! Вот тебе, бабушка, хрен, а не репка! Князь Львов!..
Толпа зашумела. Рабочий продолжал:
— Дальше, товарищи… Кто же у нас будет министром финансов?.. Как бы вы думали?.. Может быть, кто-нибудь из тех, кто на своей шкуре испытал… как бедному народу живется… и что такое есть финансы?.. Так вот что я вам скажу… Теперь министром финансов будет не помещик Барк, а господин Терещенко… А кто такой господин Терещенко, вы спросите? Я вам скажу, товарищи… Сахарных заводов штук десять!.. Земли… десятин тысяч сто!.. Да деньжонками миллионов тридцать наберется…
Толпа загудела. Председатель закончил свою речь и передал слово такому же чумазому, как и он сам, человеку. Тот начал в подобном же духе.
Шульгин тихонечко на ухо стал пересказывать Гучкову свой разговор с Милюковым, резюмировал:
— Нам надо уходить отсюда…
— Это не так легко… Они меня пригласили, я должен им сказать… заупрямился Гучков.
Но Шульгин уже пробирался к председателю, теребил его за рукав: "Нам надо в Государственную думу!.."
— Подождите… — отмахивался от него рабочий, внимательно слушая своего товарища. А тот, зажав в кулаке картуз, рубил им воздух:
— Я тоже скажу, товарищи!.. Вот они были у царя… Привезли!.. Кто их знает, что они привезли?.. Может быть, такое, что совсем для революционной демократии неподходящее… Кто их просил? От кого поехали? От народа? От Совета рабочих и солдатских депутатов? Мы таких указаниев не давали!.. Они поехали от Государственной думы!.. А кто они такие — Государственная дума? Помещики и богатей!.. Я бы так сказал, товарищи, что и не следовало бы, может быть, Александра Ивановича Гучкова даже отсюда и выпускать… Вот бы вы там, товарищи, двери и поприкрыли бы!..
"Эх, пулеметов бы сюда, пулеметов! — с ненавистью думал Шульгин. — Черт их возьми совсем!.. Вырвался джинн из бутылки!.."
Он услышал, как толпа стала кричать:
— Закрыть двери!.. — и тяжелые железные щиты покатились друг на друга.
"Ну и в переделку мы попали! Не надо было вообще ввязываться в эти плебейские митинги!.." — ругал себя и Гучкова Шульгин. Неожиданно господам уполномоченным была протянута рука помощи. Прямо из толпы, недалеко от «эшафота», стал говорить какой-то человек, по виду и одежде — рабочий, но с благостным и просветленным лицом. "Наверное, гвоздевец!" — решил Шульгин.