Честь семьи Лоренцони
Шрифт:
– Да.
Сначала Брунетти подумал, что граф не захочет вдаваться в подробности, но тот продолжал:
– Если бы обнаружилось, что с ним на самом деле, то и остальное тоже открылось бы, вы понимаете, о чем я, – то, что мы занимались нелегальными перевозками радиоактивных материалов, по сути дела, контрабандой.
– Да, да, понимаю, – кивнул Брунетти.
– Для нас это значило бы одно – позор. Разорение. Я не мог допустить, чтобы это произошло, чтобы был опозорен наш род, древний род Лоренцони. После стольких лет… Я бы даже сказал, веков…
– О да, – прошептал Брунетти.
– И
– Чья это была идея? Я имею в виду инсценировку похищения.
Граф пренебрежительно пожал плечами, давая Брунетти понять, что это уже не важно.
– Я просто объяснил им, что от них требуется. Единственное, что меня волновало, чтобы жена ни о чем не догадалась. Я не хотел причинять ей боль. Я просто не мог допустить, чтобы она страдала. Если бы она узнала о том, что натворил Роберто, что послужило причиной его смерти… Даже не представляю, что с ней стало бы. – Он виновато посмотрел на Брунетти, а затем снова уставился на свои руки. – Но теперь, как я ни пытался ее оградить, она все знает.
– Откуда?
– Она видела нас с Маурицио.
Брунетти подумал о сгорбленной дряхлой старухе, сжимающей высохшими птичьими лапками набалдашник трости. Граф хотел оградить ее от страданий. Спасти от позора. Ну да, как же, как же.
– А как же само похищение? Почему они так и не прислали третьего письма?
– Он умер, – отвечал граф безжизненным тоном.
– Умер? Роберто?
– По крайней мере так они мне сказали.
Брунетти кивнул, будто мог вот так, с ходу, все осмыслить и, следуя за ним по извилистому пути, преисполниться сочувствием к его горю.
– И? Что дальше?
– Я приказал им пристрелить его, чтобы все подумали, что именно это послужило причиной его смерти.
И пока граф продолжал и дальше распространяться на этот счет, Брунетти, внутренне холодея, мало-помалу начинал понимать, что это за человек; насколько непоколебима была его убежденность в том, что он поступил абсолютно правильно, что именно так и следовало поступить в данной ситуации. Похоже, он искренне верил, что все его действия были правомерны и оправданны. В его голосе не прозвучало ни тени сомнения или неуверенности в себе.
– Но почему они закопали его именно на том поле, около Беллуно?
– У одного из них был маленький охотничий домик в лесу. Там они его и держали, а когда он умер, я приказал им закопать его где-нибудь поблизости. – На какое-то мгновение его сухое лицо смягчилось. – Но я приказал им вырыть неглубокую яму. И похоронить его вместе с кольцом. – Заметив, что Брунетти опешил, граф пояснил: – Чтобы его все-таки нашли. Я старался ради его матери. Рано или поздно она все равно узнала бы. Я не мог допустить, чтобы она пребывала в неведении, постоянно думая о том, жив ее мальчик или уже умер. Она бы этого не перенесла.
– Понятно, – прошептал Брунетти, уставившись на графа, будто загипнотизированный кролик. – А что Маурицио?
Граф склонил голову набок; якобы ему потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить, что у него был еще и племянник.
– Маурицио ни о чем не догадывался. Но когда вы снова
– И вы не могли этого допустить? – бесстрастно осведомился Брунетти.
– Разумеется, нет. Она и так достаточно настрадалась.
– Понятно.
Граф протянул руку, ту самую, пальцами которой он отмерял размер смертоносных голубых шариков, – радия там, плутония или урана, – шариков, которые убили его сына. Но тут произошло нечто странное; все было так, будто он неуловимым жестом подкрутил какую-то ручку, прибавив яркость на телеэкране, или убрал едва различимые помехи. Детали, на которые большинство не обратило бы никакого внимания. Но именно с этой минуты граф начал лгать. Надо отдать ему должное, он мастерски играл свою роль, сначала вибрирующим от волнения голосом повествуя о страданиях своей жены, потом перейдя к описанию событий того рокового вечера, когда погиб Маурицио. Но Брунетти видел его насквозь: фальшь была настолько заметна, как если бы он вдруг вспрыгнул на стол и начал срывать с себя одежду.
– В ту ночь он пришел ко мне с ружьем и заявил, что раскусил меня. Начал мне угрожать. Грозился убить. – Граф искоса взглянул на Брунетти, наблюдая за его реакцией, но тот и виду не подал, что давно уже догадался о том, что его сиятельство лжет. – …Ворвался ко мне в комнату с ружьем, – продолжал граф, – направил его на меня и заявил, что сию же минуту пойдет в полицию. Я пытался его успокоить, но он ничего не хотел слушать. Потом он подошел ко мне вплотную, поднял ружье и направил его мне в лицо. Ну, я и… Кажется, у меня, что называется, помутилось в голове. Дальше я ничего не помню. Только выстрел.
Брунетти кивнул, но только в подтверждение того, что прекрасно понимает, что с этой минуты все, что бы ни сказал граф, будет очередной ложью.
– А что же ваш клиент? – спросил он. – Тот самый, что купил материалы?
– Понятия не имею, – без запинки ответил он. – Это касалось только Маурицио. Он сам обо всем договаривался.
Брунетти поднялся на ноги.
– Думаю, на сегодня достаточно, синьор. Если желаете, можете позвонить вашему адвокату. Но потом я попрошу вас проехать вместе со мной в отделение полиции.
Граф был так удивлен, что даже не пытался этого скрыть:
– Это еще зачем?
– Затем, что вы арестованы, Лудовико Лоренцони. Вы обвиняетесь в убийстве вашего сына Роберто, а также вашего племянника Маурицио.
Удивление, отразившееся на лице графа, вряд ли можно было назвать наигранным.
– Но я ведь только что все вам рассказал. Вы разве не слышали? Роберто никто не убивал, его смерть была естественной… А Маурицио пытался меня убить. – Он рывком поднялся на ноги, но остался стоять за столом. Потом наклонился, начал перекладывать какие-то бумаги, затем слегка сдвинул клавиатуру. Ему явно больше нечего было сказать.