Честь взаймы
Шрифт:
Вместе с вернувшим себе память лорд-канцлером воскресло и острое чувство неприязни, столь тщательно культивируемое Фэймрил все предыдущие шестнадцать лет. Она сумела полюбить искалеченного, но не сдавшегося Джевиджа, человека с сильной волей, добрым, хоть и непростым нравом и потрясающей улыбкой, с которым так замечательно молчать, глядя на огонь. Но, к величайшему сожалению, его больше нет. Вернее сказать, он тщательно замурован в гранитном саркофаге под названием «канцлер Империи». И еще неведомо, выживет ли там внутри каменного ящика долгов и обязательств живой Росс. А вдруг уже умер?
Профессора Коринея накрыла очередная волна разочарования в жизни.
Ниал Кориней сломал о макушку хокварского ректора не только мажеский жезл, но и судьбу. И всю оставшуюся жизнь регулярно получал повод гордиться собой, чтобы иной раз горько сожалеть об утраченном, а потом снова и снова убеждаться в своей правоте. И так без конца, по всей видимости, до самой могилы обреченный сомневаться.
А тут, прямо как на грех, Неспящие и Великий Л’лэ, полет над Эарфиреном и… такая пронзительная острая тоска по всему несбывшемуся, коего у каждого человека бездонные сундуки, а у отрекшегося мага втрое больше. Словно, останься Ниал Кориней полноценным чародеем, отросли бы у него крылья, чтобы лететь вслед за Огнерожденными в их сокрытые горизонты, в их забытые миры. Ох, дьяволова задница, как же все это противно и невыносимо! Противно быть таким же беспомощным, как простые смертные, и невыносим вечный круг одиночества, с которого не сойти ни одному прирожденному магу, сколько бы жезлов он ни сломал и как бы искренне ни отрекся.
Вот и маялся многоуважаемый профессор Кориней сомнениями, точно невинный юноша на пороге «веселого» дома, и точно знал – верного ответа на его вопросы не существует в природе.
Набиваться толпой в квартиру профессора, стесняя его совсем уже до крайности, было бы неразумно, с учетом того, что у Росса и Фэйм теперь имелись собственные меблированные комнаты в доходном доме госпожи Поллос, расположенном через дорогу.
– Вот, возьмите! – резко буркнул профессор и сунул в ладонь Росса склянку с бесцветной прозрачной жидкостью. – Смешаете со старым антидотом и выпьете сегодня вечером перед сном. И да поможет вам ВсеТворец, милорд.
– И как долго я буду спать? – полюбопытствовал тот, близоруко разглядывая снадобье на просвет.
– Как все нормальные люди. До самого утра. А затем милости прошу ко мне на осмотр. Заодно изложите мне свои прожекты относительно дальнейших своих действий. Или мы уже вам больше не нужны?
Раздражение мэтра достигло своего апогея, щедро подстегнутое отличным
Джевидж недобро изогнул широкую бровь:
– Позвольте напомнить, я так никогда и никому не говорил, мэтр.
– Что не может не радовать, милорд, – сдержанно огрызнулся Ниал.
– Еще раз хотите напомнить о клятве?
Тон, с которым это было сказано, навевал чувство ползающего по голой коже скорпиона. Но и отрекшегося мага напугать одними лишь голосовыми модуляциями тоже не так просто:
– Нет, милорд, всего лишь о том, что вы должны внимательнее относиться к своему здоровью и не забывать, что после приема этого адского снадобья вы становитесь моим постоянным пациентом, – ловко выскользнул из словесного капкана Кориней, мысленно показав канцлеру непристойный жест.
– Куда уж! Тут забудешь, – хмыкнул Росс и спрятал склянку поглубже в карман.
Кто-кто, а он умел ценить достойный отпор, равно как и помнить о содеянном добре и зле.
Наверное, проще всего было Грифу Девраю. Теперь, когда он точно знал, что произошло в лесу неподалеку от Хокварской академии, решение представлялось совершенно простым. Бывший рейнджер вовсе не собирался обманывать или прятаться от нанимателей. Напротив, сыщик намеревался изложить мэтру Эарлотту и мистрилу Бириде всю правду от начала и до конца и даже потребовать причитающийся ему остаток гонорара. А почему бы, собственно, нет? Пусть папаша малолетнего ублюдка, поднявшего руку на женщину, подает иск и судится с канцлером Империи. А Гриф Деврай даст показания перед присяжными – за ним не заржавеет.
– Я бы удивился, если бы вы поступили иначе, – сказал лорд Джевидж, когда бывший рейнджер честно изложил свои планы, едва они остались наедине. – Только боюсь, не дождемся мы с вами, капитан, судебного разбирательства. Мэтр Эарлотт отговорит убитого горем родителя от опрометчивого шага. Хоквару такая слава и популярность вовсе ни к чему.
– Ваша правда, милорд. Мне ведь тоже не хочется терять репутацию.
Мужчины курили, стоя на маленьком балконе, и за неимением бренди попивали остывающий чай. Гриф мялся и никак не мог решиться спросить у лорд-канцлера, помнит ли тот капитана Деврая. Но Джевидж словно мысли читал:
– Я прекрасно помню тот день, и атаку на Ал-Дарлу, и ваш невольный подвиг. Как выяснилось, у меня великолепная память, могу, если пожелаете, подробно пересказать все подробности взятия Дарлана. Вот только… есть ли смысл?
– Кому любопытно, тот пусть заглянет в книжки, – усмехнулся понимающе Деврай. – Все равно никто, кроме очевидцев, не поймет, как оно там было на самом деле.
Он был польщен, если не сказать больше. Далеко не каждый военачальник, тем паче маршал, вот так с лету вспомнит имя и лицо одного из многочисленных младших офицеров. Интересно, скучает ли милорд по службе, жалеет ли о потере маршальского жезла? Не похоже вроде.
– Жалко, завтра у меня под рукой не будет 65-го полка имперских рейнджеров.
– Одного отставного капитана вам будет мало, ваше высокопревосходительство?
«О да! Моя армия стала на одного солдата больше. Теперь полководец должен найти нужные слова для каждого из своих воинов».
– Я с радостью воспользуюсь вашей помощью, капитан Деврай. Завтра на Выставке может произойти все, что угодно, и мне понадобится поддержка.
– Одного не пойму. Отчего бы вам не отправиться во дворец к Императору и прямо все не рассказать государю, если уж в вашей исконной вотчине, в Канцелярии, засели враги-заговорщики?