Честная игра
Шрифт:
Я попытался отделаться шуткой.
– Я - охотник-двухстволка. Как герой вестернов: в каждой руке по стволу.
Она скользнула по мне проницательным взглядом, и я увидел мимолетную улыбку.
– Вы смеетесь надо мной, - в голосе ее слышался упрек.
– А я говорю вполне серьезно. Есть между ними какая-нибудь разница?
Я пошел в угол и взял оружие.
– Это винтовка, - объяснил я.
– А это карабин. Он короче и легче, и поэтому с ним не так устаешь, когда ходишь по лесу целый день. Калибр у них одинаковый: три десятых дюйма.
–
Я уставился на нее.
На секунду ее милое бледное лицо вспыхнуло легким румянцем.
– Я... я в самом деле хотела бы научиться стрелять. Из-за Элроя. Он так любит охоту, а я... я хотела бы участвовать в его развлечениях. Мне хочется все делить с ним. Но он меня всерьез не принимает. Он поднимет меня на смех, если я попрошу его об этом. Вы научите меня стрелять?
Я продолжал таращиться на нее. Она отвела было взгляд, но тут же снова посмотрела на меня своими серыми глазами, а, появившаяся в них поволока, решила все.
– Когда курок отведен чуть назад, как сейчас, карабин стоит на предохранителе, - сказал я.
– Если вы хотите выстрелить, взведите курок большим пальцем, вот так. Потом нажмите на спусковой крючок. Чтобы выбросить пустую гильзу и подать в казенную часть новый патрон, нужно отжать этот рычажок, вот так. Теперь снова нажмите на собачку, а если стрелять не будете, отведите курок назад, вот так, поставьте на предохранитель. Понятно?
Она кивнула.
– Держите!
– сказал я.
– Попробуйте сами. Он не заряжен.
Розмари отпрянула, как будто я протянул ей гремучую змею.
– Нет, нет, Сэм! Я не могу взять это в руки.
– Как же вы тогда собираетесь учиться стрелять?
– Не торопите меня. Давайте, знаете что сделаем? Завтра я останусь одна и попробую. Только не заряжайте его. Я потренируюсь, когда буду одна, чтобы никто надо мной не смеялся. Глупо, конечно, но что поделаешь, такой уж я родилась. Я очень хочу научиться стрелять, - ради Элроя. Вы научите меня, правда?
Я ощутил какое-то небывалое одиночество и безнадежное желание.
– Хорошо, м-с Эндикотт, - согласился я.
– Я научу вас стрелять.
Олень вышел из чащи и замер на мгновение. Я поймал его на мушку, но стрелять не стал, прикинув, что если он поднимется по склону, то выйдет прямехонько на Эндикотта. В конце концов, ведь именно за это он мне платит. Я мог бы подстрелить для него оленя, но зачем лишать человека удовольствия убить дичь самому?
Это был самец с развесистыми рогами, но он стоял на изрядном расстоянии, и я не смог сосчитать число отростков. Мясо у него, скорее всего, по жесткости не уступает старой автомобильной камере, зато трофей что надо. Я плотнее прижал палец к собачке. Если он не пойдет сейчас вверх, я выстрелю.
Но тут как раз олень шевельнулся и двинулся вверх по холму. Он шел не спеша, легкой походкой. Какое-то время его силуэт выделялся на фоне серого неба. Потом он изчез.
Я ждал. Громкий выстрел внезапно расколол тишину. Эхо прокатилось надо
Странная апатия охватила меня, когда я поднимался по склону. Я не мог понять ее причины, чуствовал лишь, как силы покидают тело. Была ли тому виной погода, низкие, унылые облака, зимнее безмолвие, напоминающее безмерную тишину могилы? И тут в моей памяти возник образ Розмари, и тут до меня дошло, в чем дело.
Я остановился на вершине холма. Эндикотт сидел на пне внизу, спиной ко мне. Я стоял на вершине и глядел на него. И тут это пробудилось во мне, зашевелилось, медленно поворачиваясь в темной глубине, и я не понимал, что это такое, затем оно стало расти и крепнуть, и я чувствовал, как оно поднимается, переполняя меня, овладевая мной, и только в последний момент я удержался - и отогнал это назад, в те глубины, откуда оно поднялось. Я опустил винтовку с плеча и понял, что меня бьет дрожь.
Наконец я овладел собой и спустился к Эндикотту. Услышав шаги, он поднялся и подобрал с земли винтовку. Лицо его выражало досаду.
– Промахнулся, - сказал он с горечью.
– Три выстрела - и все мимо. Вы, конечно, слышали?
Я ничего не ответил.
– Он спускался по этому холму, - продолжал Эндикотт, - шел медленно, совсем рядом. Лучшей мишени быть не могло. Но я промахнулся, и он полетел стрелой. Я выстрелил еще дважды, но где уж мне было попасть в бегущего, если я промахнулся, когда он был рядом?..
– Эндикотт пригляделся ко мне. Что с вами, Лэдлоу? Вы меня не слышите?
Я вынырнул из черной пропасти зла, из великого темного ужаса, о существовании которого в себе еще несколько минут назад даже не подозревал.
– Я слышал, как вы выстрелили, - сказал я деревянным голосом.
– Не повезло. Но у вас будет другой шанс. Может, тогда повезет больше.
Он по-прежнему вглядывался в меня.
– Вид у вас неважный.
Я оглянулся на зеленый круг сосен, пихт и лиственниц, обрамлявших поляну.
– Все в порядке.
– Вы, наверное, устали, - продолжал он.
– Я ног под собой не чую. Может быть, хватит на сегодня?
Мне не хотелось возвращаться домой и видеть, как она ходит рядом, слышать ее голос, то и дело чувствовать на себе ее взгляд... Очень не хотелось, но деваться было некуда.
Поэтому я согласился:
– Ладно, Эндикотт. Пошли назад...
Этим вечером читать я даже не пытался. Лежал на постели, заложив руки за голову, закрыв глаза, и изо всех сил отгонял от себя воспоминание о случившемся в лесу, стараясь в то же время не прислушиваться к доносящимся из-за занавески голосам.
Они играли в карты, и Розмари взвизгивала от удовольствия всякий раз, когда выигрывала, а Эндикотт ворчал при этом, но ясно было, что ворчит он добродушно, а на самом деле только рад, что она выигрывает. Не исключено даже, что он поддавался. Ради нее он готов был на все.