Честный проигрыш

Мердок Айрис

— А ты ожидала чего-то другого? Сейчас главное — не потерять хладнокровия. Не сбежать. Ты согласна, что бегство — не выход?

— Да, полностью. Я много об этом думала. Это было бы трусостью. Руперт, ты сказал что-нибудь Хильде?

— Нет. И не собираюсь. Так будет правильнее.

— Да. Правильнее. Хотя мне кажется… Руперт, но ведь все будет хорошо? Я не хочу причинять боль. Ни тебе, ни Хильде…

— Уверен, что никто не испытает боли, если, конечно, мы не позволим эмоциям сбить себя с ног. Сейчас все это имеет оттенок болезненности… и с этим ничего не сделать. Но никаких трагедий

не будет, их просто не может быть. Мы ведь всегда любили друг друга, Морган. И хорошо знали друг друга…

— Надеюсь, что узнаем еще лучше.

— Я тоже на это надеюсь. Видишь ли, мне представляется, что наша цель не обойти любовь, а пройти сквозь нее и выйти к любви иной, подчиненной рассудку и лучше вписывающейся в реальность. На этом пути ничего плохого не будет.

— Руперт, ведь ты не считаешь, что это нечто мимолетное? Мне кажется… теперь, когда я вдруг увидела тебя по-новому… я уже не могла бы вернуться к прежнему… да, не смогла бы.

— Понимаю. Я тоже не смог бы. И я уверен, что все это не мимолетно. Давай признаем: это искренне и глубоко.

— Как правильно ты говоришь, что нужно не обойти, а пройти сквозь. Слава богу, что ты сохраняешь такое спокойствие. Увидев тебя, я сразу же поняла, что тебе это под силу. Руперт, давай уйдем отсюда, выйдем куда-нибудь на воздух. Мне почему-то немного не по себе в этой комнате. Давай пойдем в парк. Тебе не нужно ведь возвращаться в офис?

— Прямо сейчас — не обязательно. Да, давай пойдем в парк. У нас еще много времени.

Стулья скрипнули, и шаги затихли вдали. Саймон уже давно чувствовал, что плечо Джулиуса дрожит. Теперь он услышал тихий клокочущий звук. Засунув кулак в рот, Джулиус хохотал.

— Великолепно! — воскликнул он, падая с ящика на пол.

— Ш-ш-ш!

— Все в порядке, Саймон. Они ушли. Мы можем вылезать.

Он открыл дверь Роберта Адамса, и они вышли, моргая, в залитую светом комнату номер четырнадцать. Сев на один из освободившихся стульев, Джулиус продолжал, зажав рот платком, тихо постанывать от смеха. Саймон закрыл за собой аккуратно дверь и почистил костюм. Эмоции бурлили в нем, к горлу подкатывало что-то вроде тошноты. Он едва верил своим ушам. То, что сейчас происходило, было похоже на сон: ясный, отчетливый, но в то же время немыслимый. Морган и Руперт. В этом таилось что-то ужасное, угрожающее и чреватое страданием. С чувством неловкости он ощутил и нотку ревности. Руперт и Морган. Морган и Руперт.

— Но, Джулиус, как же вы могли знать?.. — спросил он, рухнув, как мешок, на второй стул.

— Пойдем к тебе в офис, — наконец успокоившись, сказал Джулиус. — Блестяще, нет, это просто блеск!

В маленьком офисе Саймона Джулиус занял единственное кресло. Саймон сел на свой стол.

— Джулиус, слушать этот разговор было ужасно. Это была просто дьявольская затея. Откуда вы знали, что Морган и Руперт там встретятся? И что все это значит? Они что, влюбились друг в друга?

— Для этого им понадобится еще, — Джулиус глянул на часы, — минут тридцать. — Он снова рассмеялся и, сняв очки, утирал льющиеся из глаз слезы. — Я обещал тебе грандиозный кукольный спектакль.

Ну и как, ты доволен?

— Нет, — сказал Саймон. — Недоволен. И так ничего и не понимаю. Пожалуйста, объясните, что все это значит.

— Успокойся, малыш. Ничего плохого не будет. Как я уже говорил, это просто чары разгара лета с участием двух ослов.

— Но как вы все же узнали?..

— Нам было очень удобно, правда? Я не мог устоять перед искушением послушать этот разговор. Ведь он был неподражаемо высоколобым?

— Но как же вы… как они?..

— Детали значения не имеют, мой милый. Назови это, скажем, колдовством.

— Но ведь вы не могли устроите все это?

— Мое участие было ничтожным. Все остальное они доделают сами.

— Но они… Я видел, что они… Но я так и не понял, о чем они говорили.

— И я тебя за это не виню. Они и сами это не понимали.

— Что вы хотите сказать?

— Т-шш, нотой тише, ты уже начинаешь кричать. Видишь ли, каждый из них воображает, что возбудил в другом невиданную страсть. Каждый считает, что другой влюблен до потери сознания. И поэтому каждый не пятится прочь, а берет на себя инициативу. Оба галантно воображают, что защищают другого, руководят им. И в результате тщеславие и галантность заведут их далеко в дебри.

— Но почему они так думают? Как?..

— Тише, тише, голубчик. Любые уловки тут мало что значат, это могло бы произойти и само собой. Но когда они наконец поймут, в чем дело, если они вообще когда-нибудь это поймут, процесс окажется уже необратим. Они созрели до него, несомненно созрели.

— Джулиус, вы мне не объяснили. Например…

— Успокойся, разве все это не смешно? Как они оба мурлыкали и обхаживали друг друга, как полны были тактом, симпатией, сочувствием, пустыми галантерейными фразами. «Ты так рассудителен» и «мы должны пробиться к иной, высокой любви» и так далее и так далее. Они никогда не заговорят прямо, им не хватает необходимой для этого честности, и они оба так воспитанны. Подумай, в какую утонченную и возвышенную неразбериху они неизбежно влипнут!

— Но они любят друг друга…

— Разве такие существа могут любить? Ими движет совсем не любовь, а тщеславие. Каждый в восторге от того, что вдруг сделался предметом поклонения. Скорее всего, их любовь и всегда сводится только к этому.

— Но это неправильно! — выкрикнул Саймон, обхватив голову руками. — Мы не должны допустить это. А Хильда?.. а?..

— Не беспокойся. Когда придет время, я их расколдую. Всерьез никто не пострадает. Двое напыщенных самолюбцев станут печальнее и мудрее. Вот и все.

— Недопустимо так обманывать людей. И откуда вы знаете…

— Но они сами себя обманывают. И сейчас просто блаженствуют где-то там в парке.

— И все-таки я этого не потерплю, — выпалил Саймон. Смущенный и растерянный, он к тому же еще и ревновал. Представить себе, что Руперт и Морган… Нет, это все просто чудовищный кошмар. Его необходимо как-нибудь рассеять.

— И что же ты предлагаешь, любимый?

— Не знаю. Рассказать всем…

— Рассказать что? Нет, голубчик, теперь уже слишком поздно рассказывать, все зашло чересчур далеко. И Акселю, пожалуйста, не говори. Аксель в такой ситуации действовал бы топорно.