Четкие линии
Шрифт:
С каких пор его перестал устраивать уют его замкнутого мирка в пределах Хогвартса? С каких пор его не устраивает толстый ковер под ногами и согревающий камин?
И вообще, какого черта он поцеловал мисс Грейнджер?
Его жизнь в последние пятнадцать лет — бесконечная цепь условностей и рамок, выпестованных правил, что выступают в качестве стен. Собственные "нет" и "нельзя", что выступают в качестве поводка, ошейника и лабиринта, защищающего от несовершенства и неугомонности окружающего мира.
Мисс Грейнджер каким-то непостижимым образом умудрилась привнести хаос в его размеренное существование, обойти эти стены и по нити Ариадны почти достичь сосредоточия лабиринта, его сокровенного
Легко сравнить мисс Грейнджер — Гермиону — с Лили. В чем-то они даже похожи. Лили была его первой любовью, как и полагается первому чувству, олицетворяла собой все, что желал в ту пору юный Северус Снейп. Умная, начитанная, интересная собеседница с легким характером и теплой улыбкой. А еще она знала о нем правду и не презирала за это. Лили не было дела до некрасивого лица или старой, потрепанной одежды, она знала, где живут Снейпы, знала слухи, что ходили вокруг их семьи. И про мать-ведьму, и про пьяницу-отца. Добрая девочка Лили знала это все, но не обращала внимания. Для нее имел значение только Северус. Пожалуй, ее дружба стала самым великолепным чувством в жизни тогда еще не зельевара. В ее лучах Северус отогревался, позволял себе чувствовать себя человеком, самым обычным, не ущербным уродцем, а почти всемогущим магом. Восхищение в глазах Лили сменилось дружеской теплотой, удивленные восклицания — подтруниванием, таким легким, что Северусу и в голову не приходило обижаться.
В разрыве их отношений виноваты в равной степени оба. У Лили накипело, наболело. Страх за друга, тревога, постоянное беспокойство из-за изучения тем Темных искусств, все более и более сложных зелий, вина за то, что нечаянно выдала несколько придуманных им заклинаний — Северус не винил подругу за это, но Лили вполне успешно справлялась с угрызениями сама. Чаша переполнялась, котел закипал, рано или поздно должно было рвануть. Брошенное им "грязнокровка" стало не оскорблением, а сигналом того, что Северус окончательно и бесповоротно перешел на сторону слизеринцев и Темного лорда. И вытаскивать его уже слишком поздно. Эти слова стали символом его выбора.
А сам Северус не обладал в должной мере красноречием, чтобы объяснить, как тяжело приходится полукровке на факультете темных, чистокровных магов. Будь он в тридцать раз умнее большинства, талантливее, это не отменяет того простого факта, что живет он в магловском районе, в развалюхе, которую и домом назвать нельзя. Что мать — по большой ли любви или по глупости — сбежала из дома, выскочила замуж и тем самым отрезала сыну всякую возможность влиться в магическое общество, стать наследником семьи.
Богатство никогда не волновало Северуса, он знал, что сможет заработать, чем и занимался, начиная с четвертого курса. Но, Мерлин, как он жалел, что не может назвать себя Принцем, не может принадлежать к роду отравителей, целителей и алхимиков-теоретиков. Все, что у него было в запасе, это острый язык, способный лишь выплевывать оскорбления, талант к зельям и чарам да тяжелый характер.
Первая любовь чаще всего густо замешана на восхищении. И ей полагается быть несчастной. Северус, привыкший решать проблемы самостоятельно, так и не смог переступить через себя и объяснить Лили, что вынужден играть на два поля, что их дружба порицается всем факультетом и жестоко отстаивается самим Северусом. Он не смог объяснить, а потом стало слишком поздно.
И вина за это будет преследовать мага всю жизнь — Снейп видел это так же ясно, как рассвет или закат. Он погубил не девушку, которую любил,
До появления одной несносной гриффиндорки.
Гермиона Грейнджер была настолько похожа характером на Лили, что это даже пугало. Северус мог вспомнить каждый урок, каждый момент взросления волшебницы. От неуклюжей девчонки, всюду сующей свой нос, до прекрасной девушки, партнерши Виктора Крама.
В ней он видел черты Лили. Гермиона точно также стремилась узнать больше, с жадностью путника в пустыне пила она знания, читала книги и не могла оторваться. Ее полные ответы, ее красноречие на уроках — от желания показать себя и узнать больше.
Но она не Лили. Там, где Эванс предпочитала игнорировать острые углы характера Северуса, или отчитывать его на правах друга, даже просто морщиться недовольно, Гермиона… она обходила все сколы, обтекала их, как вода. Настолько просто и естественно, что Северус и сам не заметил, как стал общаться с волшебницей не только на учебные темы. Гермиона Грейнджер умна, этого у нее не отнимешь, но это не те книжные знания, не тот случай, когда человек просто-напросто запоминает целые абзацы. О нет, она думает, анализирует и задает вопросы, которые порой ставят в тупик даже такого гения зельеварения, как Северус.
А еще в ней есть стержень. Пусть она обходит препятствия, ищет варианты, не предполагающие прямого столкновения — выходка с клубом до сих пор вызывает невольное восхищение и уважение — однако она не подстраивается ни под кого. Остается сама собой. И этим Гермиона Грейнджер совсем не походит на Лили Эванс. Обе пришли из магловского мира, обе не знали о существовании волшебства, обе попали на один и тот же факультет. Но Лили все равно поддалась веяниям Гриффиндора, его стремлению к "светлой" магии и отрицанию темной. Гермиона Грейнджер же… Северус не смог сдержать ухмылки. Некоторые обитатели львятника попадали в Больничное крыло с больно заковыристыми проклятиями. Девушка знала толк в обучении и наказании провинившихся. Пока что она только привыкает к своей власти старосты, но когда осознает открывшиеся перспективы, будет править в Гриффиндоре железной рукой.
Наверное, ему должно быть стыдно. Северус помнил растрепанную девочку с копной каштановых кудрей, помнит восхищающуюся им заучку, помнит настойчивую львицу, буквально требующую дополнительных занятий. Он помнит ее еще ребенком, у них большая разница в возрасте, что для магов не редкость, но ведь Гермиона из другого мира, у них иные критерии восприятия действительности.
Видимо, саму девушку это не волновало. Она мастерски скрывала свои чувства, и Северус упустил момент, когда восхищение его мастерством в глазах напротив сменилось чем-то более личным, более чутким, теплым и безбрежным. Он не мог дать названия этому чувству, превращающему карие глаза в расплавленную карамель и дорогой коньяк, пьянящий одним только ароматом. Гермиона Грейнджер опьяняла. Она с удивительной легкостью сочетала в себе умение лавировать и манипулировать с несгибаемой твердостью принципов.
Во всем виноваты дурацкие книжонки, что появились в Хогвартсе разом с поколением Поттера. Они перевернули мировоззрение магов, научили видеть то, на что раньше никто не обращал внимания. Нельзя отрицать, что они существенно облегчили жизнь, разнообразили ее, сделали интереснее. И одновременно — добавили сложностей. Северусу так уж точно. Он долгие годы прятался ото всех за строгими костюмами и амплуа записного гада, чтобы кто-то взмахом кисточки разрушил тщательно выстраиваемую стену, показал то, что никто видеть не должен. Человечного Северуса, обычного мужчину.