Четверка

Капустин Вад

Початки-кочаны оказались сомнительной спелости, но Видян сказал, что такие даже лучше, - их проще запечь на костре. Лучше бы, конечно, сварить, но котелка у них не было. Вообще ничего не было, даже дров. Хорошо еще, Витек успел прихватить из приюта свой рюкзачок. И то не хотел брать лишний груз.

Кукурузу запекали руками Видяна - он сжимал в ладонях по два початка сразу и "включал огонек". И это было очень забавно, хотя кукуруза получалась жесткая, полусырая и невкусная. Фокус развлек Игорька, и хотя остальные насмешливо переглядывались, Вилян повторял его для мальца

снова и снова, даже когда все уже наелись.

От жестких зерен болели зубы и животы, но у них был хилер, и все уснули спокойно.

Глава девятая

НЕБЛАГОДАРНЫЙ ТРУД

А вот утро, хоть и было солнечным, но встретило беглецов неласково. Особенно неласковой была могучая тетка, горестно созерцавшая загубленный, по ее мнению, урожай кукурузы.

– Нелюди!
– громко орала она, хватаясь за сердце.
– Лиходеи! Погубили, ироды!

– Да сколько мы там съели?
– возмутился разбуженный криками Лечила.
– Подумаешь, десяток кочанов!

– Кочанов?
– повторила тетка. Почему-то это слово задело ее больше всего. И она, покраснев от гнева, некоторое время только разевала и закрывала рот, не в силах вымолвить ни слова. Потом, опомнившись, завопила вновь: - Да это ряд самого Бонвана! Волшебные кусты из самого Заморья надысь привез. Первый урожай! Каждый початок на вес золота. И я за них в ответе!

На ее вопли сбежалась толпа, человек двадцать, из нее вышел хлипкий седовласый и седобородый старец и обвиняюще посмотрел почему-то на Лечилу.

– И что ж ты, мил человек, в оправдание свое скажешь?
– спросил он, размахивая руками, как сурдопереводчик.
– Как нам теперь горю вдовы Дарьи помочь? Ведь хоть и добр волшебник Бонван, но суд у него суров.

– Дедуль, а у меня есть деньги. Не хватит?
– Игорек протянул зажатые в руке монетки, но дед лишь мельком оглядел их и покачал головой.

– Ты что, не слыхал, что ли? На вес золота!
– припечатал он.

– Да что ты оправдываешься, - Сашка по-настоящему рассердился.
– Пусть ведет нас к своему Бонвану. Не убьет же он нас из-за нескольких кочанов. Тем более, что я тоже, как и он, целитель.

– Кочанов!
– снова заголосила тетка, но ее больше не слушали. Селяне переглядывались, шептались. Всем явно понравилась мысль отправить лиходеев на господский суд. Недоволен был только старикашка, который быстро вжился в роль вершителя правосудия.

– Целитель, говоришь, - проскрипел он, с недоверием оглядывая грязные лохмотья, в которые превратилась в подземельях Сашкина одежда.
– А коли целитель, так исцелить сумеешь болящих у нас в деревне. Исцелишь - значит, имеешь право на суд господский. А нет - так в каменоломни работать пойдете все вместе, с мальцами твоими.

И тут до Сашки дошло, почему старик обращался только к нему. Ростом чуть выше остальных, после

скитаний в подземелье изможденный и осунувшийся, он выглядел взрослым, а может, даже и стариком, в сопровождении мальчишек. И воняло от него, наверное, как от бомжа! Помыться и постираться до сих пор было негде.

Неудачи Сашка не опасался, несмотря на хитрые переглядывания селян, - наверняка, самые сложные болячки ему остались: не мог же этот их добрый волшебник оставить своих людей совсем без лекаря.

– Ладно. Накормите нас и дадите помыться, исцелю, - согласился он.

Вокруг недовольно зашумели, но всех угомонила злая тетка:

– Чего шумите?
– гаркнула она.
– Не допускать же их грязных до исцеления. И лекаря накормить надо бы, тощий больно. Да и в каменоломнях сытому камень дробить сподручней. Все ж нелегкая работа! - она ехидно моргнула старику.
– Сама и накормлю.

Всей толпой они направились к деревушке, которая при свете дня была хорошо видна за полями. Отдельные участки полей выделялись четкими границами непохожих друг на друга растений. Большую, видимо, общую часть пашни занимало что-то колосящееся, издалека похожее на пшеницу.

Слева от села располагалась небольшая рощица. Еще дальше начинался настоящий лес. Справа, между двух озер, стелилась проселочная дорога. Вдалеке, окутанные синеватой дымкой, высились какие-то горы, казалось, довольно высокие.

– Слыхал, Видян, - не понижая голоса, сказал Лечила.
– Вот она плата за добро: вылечишь больных, и на тебе - суд.

– Все ж таки лучше, чем каменоломни, - не согласился шедший рядом старик.

– Долго бы мы там пробыли, в той каменоломне, - едва слышно пробормотал Ходок.

Но дед услышал и усмехнулся:

– Оттуда не сбежишь.

– Не сбежим, так передохнем. Все равно недолго пробудем в кандалах, - угрюмо буркнул Видян. Его явно оскорбляла сама мысль о суде крестьян над ним, бояричем, но качать права он не стал, да и требовать от портальщика немедленного бегства тоже.

Сашка даже позавидовал его обостренному чувству справедливости - парень словно признавал, что они были действительно виноваты, и сбеги они, наказание понес бы ни в чем не повинный человек. Но его самого угнетала даже мысль о кандалах. Недолго же он побегал на свободе. А ведь на руках еще оставались остатки прежних оков. И вот кто же знал, что эта чертова кукуруза здесь такая редкая!

Селение оказалось небольшим, но уютным. Беленькие домики утопали в садах. На деревьях еще зрели плоды. Тяжелые ветки свешивались через невысокие заборы прямо на улицу, и Сашка едва удержался от того, чтобы сорвать соблазнительно выглядевший незнакомый темно-синий плод.

Сначала их повели мыться. Никакой бани, конечно, им никто готовить не стал, но мальчишкам вполне хватило купели в ручье, перегороженном парой бревен. Вода была на удивление теплой, чистой и прозрачной. Ну, прозрачной, положим, она оставалась только до тех пор, пока в нее не зашел Сашка, которому, по понятным причинам, досталась последняя очередь. На всех им выдали одно большое полотенце, больше похожее на скатерть.