Четверо в каменном веке, не считая собаки. Том 1
Шрифт:
– Обещаю, как обживёмся – построим здесь хотя бы беседку. Каменную, конечно. На пикник будем ходить.
– Да, как обживёмся. Если доживём до этого «обживёмся».
– А чего так пессиместично? Вон, смотри, медведица с рыбалки возвращается. Идёт кормить детишек и ничего больше её не волнует.
– Вообще-то, меня, как самку, тоже именно кормёжка ребёнка волнует.
– Какого это ребёнка? – Подозрительно спросил мужчина.
– Как какого? Мишку, конечно! Он теперь мой ребёнок.
– А кормёжка мужа? – Шутливо подначил Михаил.
– И мужа тоже, – вздохнула Ольга. – Давай спускаться. Не посадим сегодня – растянется надолго.
***
До
Садили по упрощённой схеме. То есть – не перекапывая полностью, а только переворачивая дёрн. Вырезается квадрат размером со штык лопаты. Переворачивается. Рядом режется ещё, переворачивается – получается полоса из перевёрнутого дёрна. Потом на неё кладут следующую полосу, оставляя голую землю. Ещё одну полосу откидывают в другую сторону. Так повторяется дальше и дальше. В итоге весь участок пересекают продольные и поперечные валы из перевёрнутой корнями вверх травы, а между ними – квадраты голой земли. Для посадки картошки – в самый раз. Мучиться с потрошением корешков из пластов никому не хотелось. Кроме того, голая почва – не так уж хорошо. Довели в будущем земли до истощения. Пусть лучше так будет. Эти валы сами развалятся от дождей, заодно задержат влагу в междурядьях, не дадут почве быстро выветриваться. А сама трава капитально отстанет в росте от посаженной картошки – вверх корнями не очень-то вырастешь. Потом жизнь возьмёт своё, но будет уже поздно. К тому же, можно острой тяпочкой или плоскорезом пройтись.
В будущем Михаил после сбора урожая предполагал оставить этот участок под пар – осенью вернуть дёрну правильное положение, а следующей весной повторить всё на соседнем участке. Простейший, но действенный севооборот. Ведь всё человечество перед ним находится, проблем с землёй никаких.
Михаил в сотый или сто первый раз с силой воткнул штык лопаты, разрезая корешки. Покачал, воткнул рядом, потом под прямым углом. Он прошли только первый ряд, а уже так осточертело! Как рабы на плантациях. Добровольные, но рабы. Мимолётная ассоциация перевернула пласты памяти, из далёкого детства пробилась мелодия:
Нн’газун га-а-арун ге-е-эри, нн’газун гарун гэ!
Нн’газун гуран’гун ге-е-эри, нн’газун гарун гэ!
Что там пели в заставке к первому сериалу, прокрученному на просторах Советского Союза, – не разобрать. Понятно только, что о нелёгкой доле рабов. На второй повтор Ольга только усмехнулась, а третий раз нехитрые строки пропели втроём: Михаил с женой, а камчатский гость им подпевал.
Нн’газун га-а-арун ге-е-эри, нн’газун гарун гэ!
Нн’газун гуран’гун ге-е-эри, нн’газун гарун гэ!
Под завораживающий речитатив копать стало гораздо легче:
«Нн’газун!» –
«Га-а-арун ге-е-эри». – Раскачиваем и вытаскиваем.
«Нн’газун гарун гэ!» – Как добивающий удар – ещё раз примерно туда же.
И по кругу:
Нн’газун гуран’гун ге-е-эри, нн’газун гарун гэ!
Ирина с удивлением и полу-улыбкой смотрели на остальных, поющих невесть что: совсем крэйзанулись старики. Впрочем, такой ритм скорее помогал, чем мешал. Из кустов выскочил Мишка и тоже подхватил мелодию. Мужчины со смехом запели громче.
Правда, долго одно и то же петь невозможно. Михаил перебирал в голове те песни, которые когда-то слушал. Всем хорош плейер или другой прибор с музыкой, но зато слова перестаёшь запоминать. Вот слушаешь что-то сотни раз, а вспомнить песню невозможно. Если только обратиться к тем временам, когда пели на память. За семейными посиделками, например, или в хоре.
– Оль, ты «По Муромской дорожке» помнишь?
– Не очень, но давай попробуем.
– Давай...
Михаил кашлянул, прочищая горло, и затянул:
По Муромской дорожке стояли три сосны.
Прощался со мной милый до будущей весны.
Как оказалось, мелодию прекрасно вспомнили, и она отлично подходила для такой работы. Хуже со словами. Раз за разом возвращались к уже пропетым строкам, пытаясь вспомнить перипетии драмы. Наконец, девушка утопла, можно сделать перерыв. Все четверо оглядели дело рук своих.
Вся территория постепенно превращалась в листок тетради для математики. В каждой клетке – по одной картофелине в небольшой ямке. Закапывать пока не стали: корнеплоды ещё почти не проснулись, пусть под солнышком пустят крепкие зелёные побеги. Потом можно окучивать понемногу.
Главным достижением Михаил посчитал проведение небольшой мелиорации: верхний снятый ряд дёрна, самый близкий к скале, теперь послужит новым руслом для ручья. Как закончат с посадкой, старое русло перекроют. После чего ручей будет делать петлю, орошая весь огород. А возле самых кустов, где пробивался родник, выкопали небольшой бочажок и выложили его камнями. Теперь можно будет ополоснуться после работы. Только завтра, когда утечёт мутная вода.
В этот день не успели даже с картошкой. К вечеру только половину и посадили, а уж до семян дело вообще не дошло. Всё остальное оставили на завтра – не роботы всё-таки, уже руки и спины ломило от такой нагрузки. Что хорошо в безлюдном мире – вещи можно оставить и вернуться за ними хоть через год. Главное – защитить от осадков или сырой земли. Всё забросили на первый уступ, только тачку покатили обратно – завтра лук, чеснок везти на плантацию.
Уже возле дома, снова оглядев урезанный огород, все хором вздохнули и зачесали пропотевшие тела: в баньку бы! Помылись на улице в быстром темпе. Хорошо, что на печи стояла ещё тёплая вода. А ведь даже не задумывались, что потребуется – просто поставили вчера все вёдра с водой, а утром протопили печку, готовя еду. Зато теперь хотя бы так помылись. Хватило даже прополоскать мокрое от пота бельё. Легли сразу после ужина. Все вертелись, но сон не шёл – чрезмерная усталость не давала расслабиться.