Четверо в тельняшках

Кузьмин Лев Иванович

— Хорош! Очень хорош! Но ему кое-чего недостаёт… Он побежал в комнату, достал кисточку, обмакнул в тушь и подрисовал крабу глаза. Галечный краб сразу проснулся.

А папа откинулся в кресле и даже немножко похвастался:

— Ну, разве я не говорил, что всё будет хорошо? Говорил! Теперь я не удивлюсь, если почтальон Ладушкин принесёт тоже что-нибудь радостное. Например, пропавшие семечки.

— А мне кажется, что почтальон не придёт совсем, — сказала мама. — Кончился день, а его всё нет

и нет.

— Да, время уже позднее. Надо пойти проверить, — сказал папа, но тут жеподнял палец и прислушался. — Постойте-ка…

Дверь хлопнула, в домик пулей влетел долгожданный Ладушкин.

— Ну, вот… — обрадовалась мама, но Ладушкин ей и договорить не дал.

— Потом, потом! — закричал он и начал хватать стулья и ставить их в ряд напротив двери.

— Садитесь и смотрите на дверь!

— Ты что, Ладушкин? Что с тобой?

— Говорю вам, садитесь!

Делать нечего, все сели, как перед экраном в кино.

Глава седьмая

СПАСИТЕ НАШИ ДУШИ!

Сначала, когда все уселись, кроме закрытой двери, ничего не было видно и, кроме скрипа стульев, ничего не было слышно.

Потом стукнула калитка и на садовой дорожке так захрустел гравий, словно по нему шагал слон в железных башмаках. Потом затрещали ступеньки крыльца. Потом загудели половицы в коридоре.

У мамы от любопытства поднялись очки на лоб; папа выставил бородку; Шуркин вихор поднялся дыбом; а Ладушкин даже привстал на цыпочки.

И вот дверь отворилась, и в неё не вошёл, а вдвинулся боком удивительный человечище — широкий, словно комод, рыжий, как пожар.

Усы у человека — рыжие; на щеках веснушки — рыжие: волосы на макушке, наверное, тоже рыжие, но их разглядеть нельзя, потому что…

Потому что там сияла золотом морская фуражка! А на фуражке якорь! А из-под усов человека торчала трубка, длиннее папиной на два пальца! И трубка дымила!

— Волк! — ахнул Шурка. — Морской волк!

— Капитан! — подскочила мама. — Настоящий капитан! А папа вытаращил глаза и уставился на пришельца. Тот уставился на папу.

И вот они смотрели, смотрели, и вот они молчали, молчали, вдруг папа как закричит:

— Яша! Яша Медный! Морская душа! Да откуда ты? — и бросился гостя обнимать.

Гость сгрёб щуплого папу в охапку, приподнял и давай с ним кружиться по комнате.

Тут весь домик заходил ходуном. Книжные шкафы заскрипели, посудные полки зазвенели, часы затикали громче, лампа загорелась ярче, а почтальон заприговаривал:

— Вот и школьные друзья встретились! Ну до чего здорово — совсем как в журнале…

Яша опустил папу на стул и осторожно потрогал оттопыренный карман своего кителя, будто проверил, не сломалось ли там что-то. Затем обернулся к маме с Шуркой и взял под козырёк.

«Сейчас грянет океанский бас!» — подумал Шурка и на всякий случай зажмурился.

Но, странное дело, в комнате не бас раздался, а как будто зашипел сырой картофель на горячей сковороде:

— Пш-пш… Пш-шалста, извините: я не могу громко разговаривать. Но рекомендуюсь: меня зовут Яша Капитан. Не Яша Медный, а Яша Капитан. Это в детстве меня дразнили Медным, а теперь я, как видите, вырос.

— Хорошо, хорошо, — улыбнулась мама, — но что у вас с голосом?

Яша досадливо махнул рукой, зашептал:

— Пш-пш… ш-шторм! Сорвал во время шторма. Был у нас недавно такой шторм, да с таким громом, что я стою, командую, как всегда, с мостика, а матросы меня не слышат. Тогда я стал командовать громче, а они меня из-за бури всё равно не слышат. Я ещё громче, а они опять не слышат… Ну, я и гаркнул как следует! И — сорвал…

— А как дальше? — раскрыл рот Шурка. — Что «дальше»?

— Как дальше командовали без голоса? Ведь плыть-то надо, а гром-то гремит.

— Почему гремит? Гром притих как миленький. После того, как я гаркнул, и матросы меня услышали, и гром притих, и буря присмирела. Дальше я командовал шёпотом. А сейчас вот лечиться ездил, на курорт. Скоро ещё громче гаркнуть смогу, — подмигнул Капитан Шурке.

А папа опять засуетился:

— Да скажи хоть, откуда ты взялся? С неба свалился, что ли? И почему так нежданно-негаданно?

— Что значит негаданно? Я по сигналу.

— По какому сигналу?

— По сигналу бедствия: эс-о-эс! Спасите наши души!

— Что-о? — вскричали все хором. — Мы сигнал бедствия не подавали!

— Это я подал, я, — смущённо сказал почтальон Ладушкин и поднял над головой сумку. На чёрной сумке было написано мелом: SOS!

— Я соображал, соображал, — начал объяснять Ладушкин, — соображал, соображал и вот сообразил: надо написать эти буквы и показать их пассажирам всех проходящих поездов. Ведь в каждом поезде может оказаться моряк, а какой моряк не откликнется на сигнал бедствия?

— Ты дежурил у всех поездов? — ужаснулась мама.

— У всех. У дневных, утренних, вечерних и даже ночных.

— А как же письма? Когда ты их разносил?

— В промежутках.

— Ну, Ладушкин! Ну, Ладушкин! Да ведь за такое дело и нам, и тебе могут всыпать. Ведь мы моряки только наполовину, и пользоваться морскими сигналами у нас нет прав.

— Почему нет прав? — спросил Яша Капитан. — Ладушкин… пш… пш… молодец! Я очень доволен, что сошёл с поезда. Я увидел родной городок и посмотрел на ваше море. Оно чудесное. Я шёл мимо и всё любовался. Правда, по морю прокатился изрядный шторм, но ведь и в настоящих морях грохочут бури.