Четверть десятого

Дегтярёва Алёна

– Когда мы поедем? – радостно спросил он.

– Прямо сейчас.

Я мгновенно позабыл о своих проблемах. Мы собрались, вышли на улицу и сели в машину. Я привез их в парк и первым делом мы направились к ларьку со сладкой ватой. Обычно, наши прогулки по парку начинаются именно с этого. Довольный мальчик шлепал впереди с огромным мотком сладкой ваты, больше самой его головы, и не отрываясь от нее причмокивал от удовольствия. Мы с Наташей не торопясь шли сзади и разговаривали. Она что-то увлеченно рассказывала мне, а я думал о том, как же сильно я ее люблю. Ни одну женщину в жизни я так не любил. Мне нравилось слушать ее нежный голос, он оказывал на меня гипнотическое действие. А ради ее смеха я готов был на что

угодно. Внешность ее не была выдающейся, но Наташа была для меня краше любой другой девушки. Это ли не настоящая магия любви.

Мы дошли до аттракционов как раз в тот момент, когда у Степки закончилась вата. Он выкинул палочку от нее в ближайший мусорный бак и побежал смотреть на аттракцион «Орбита».

– Можно мне, можно? – восторженно выспрашивал он.

– Сынок, ты еще слишком мал для него. Видишь, написано с десяти лет.

Мальчик явно расстроился. Он надул губы и отвернулся от нас в сторону Орбиты.

– Хочешь, можем пойти на «Поезд»?

– Не хочу на поезд, хочу на «Орбиту».

И тут встрял я.

– Давай я с ним прокачусь, – сказал я Наташе, – думаю со мной ничего страшного, пропустят.

– Ты с ума сошел?

– А что? Это совсем не быстрый аттракцион, не понимаю, почему можно только с десяти лет.

– Суть не в том, что он быстрый, – завелась Наташа, – а в том, что он высокий! И кресла там рассчитаны на взрослых детей, а Степа слишком мал! Или ты решил моего сына угробить?

– Да почему угробить? Я порадовать его хотел! Видишь, он у тебя сам понимает прекрасно, что из детских каруселек он уже вырос и хочет настоящих мужских ощущений.

– Что за бред ты несешь? Какие настоящие мужские ощущения в пять лет?

Она не на шутку разозлилась на меня и ее крики начали привлекать внимание прохожих.

– Хватит думать только о своем эго! Тут написано, что нельзя, значит нельзя! Или на тебя слово «нельзя» действует как на быка красная тряпка?

– Наташа, успокойся. Ты чего завелась?

– Потому, что ты постоянно так делаешь! «Наташа, подстриги его, че он как баба», «Наташа, прекрати заставлять парня есть эти брокколи», «Наташа, пусть убьется на взрослой карусели». Это мой сын, и я забочусь о нем, а то, что делаешь ты, это…это… – она замялась, не зная, что сказать. Степа стоял с перепуганным лицом и наверняка думал, что мы ругаемся из-за него. Детям свойственно об этом думать, особенно когда во время ругани они постоянно слышат свое имя.

– Знаешь, – сказала Наташа, – мне это надоело. Прости, но ты не готов к семейной жизни. Ты не способен думать и заботиться о ком-то другом, кроме себя. Я думаю, нам пора расстаться.

– Что? Наташа, что ты такое говоришь? Я всегда заботился и о тебе и о нем. Я все делал для вас. Да я живу ради вас! – меня захватил шквал эмоций. Мне было одновременно и грустно, и обидно, а где-то на самом дне еще плескалась зарождавшаяся злоба.

– Давай поговорим спокойно, когда мы немного отпыхнем. Я обещаю, что выслушаю тебя, и мы примем какое-нибудь решение. А сейчас не будем портить такой прекрасный выходной.

– Нет, Женя, этого не будет. Прости, но я устала. Я так больше не могу и не хочу. Степа, пошли. – И она взяла за руку ребенка и повела его в сторону выходной арки.

– Наташа! – сделал я попытку, – ну ты чего? Ну извини меня Наташа, я все осознал.

Но она даже не обернулась. Они растворились в толпе, и я остался стоять посреди парка совсем один. Вот тебе и выходной.

Мне стало так тоскливо на душе, что я готов был пустить слезу. Я треснул себе по щеке, напомнив, что я не ребенок, и не какая-нибудь баба, чтобы сидеть в парке и реветь. Поэтому я поступил как настоящий мужик. Пошел и купил себе пива. Медленным шагом я поплелся домой, держа в руках темную бутылку. Но до дома не дотерпел. Открыл ее уже возле подъезда, сел на скамейку и по глотку стал вливать в

себя прохладную жидкость. Машина осталась возле парка, да и черт с ней. Заберу завтра. А сегодня хочется сдохнуть. Может она и не любила меня никогда? Раз бросила с такой легкостью. Значит эти два года для нее ничего не значили? Чем больше я думал об этом, тем больше убеждался, что Наташа просто использовала меня. Я часто привозил ей продукты, покупал нужные вещи, и дарил дорогие подарки. Однажды даже позвал ее переехать ко мне, но она отказалась, и сказала, что еще слишком рано. Что хочет быть уверенной во мне, прежде чем говорить сыну о наших отношениях. Они только изредка оставались у меня ночевать. Иногда я оставался у них. И в целом все было идеально. Нас обоих все устраивало. До сегодняшнего дня. А сегодня вдруг выяснилось, что все было не так.

Конечно, я не жалел о проведенном с ней времени, но почему, черт возьми, сейчас мне так плохо? Вот не знал бы ее и чувствовал бы себя прекрасно. Я взглянул на пустую бутылку, которую вертел в руке. Похоже одной тут не обойтись. Дошел до магазина, купил себе две бутылки водки, чипсы и копченый сыр, и поплелся домой. Очень хотелось заглушить в себе эту боль.

Когда уже изрядно напился, я услышал стук в дверь. «Неужели Наташенька передумала? Простила?» Я кинулся к двери, открыл ее и увидел на пороге этого чертового итальяшку. Ее бывшего мужа. На самом деле я видел его всего один раз, но узнал сразу же, благодаря восточной внешности и схожестью со Степой.

– Че надо? – буркнул я, не желая с ним разговаривать.

– Ты, братан, попал. Наташа мне рассказала, как ты до нее в парке домогался.

– Че? До кого я там домогался? Мы вообще-то очень даже мило проводили совместный выходной. Хотя че я вообще с тобой говорю. – мой язык слегка заплетался и не желая больше с ним говорить, я попытался закрыть дверь, но он подставил нос своего ботинка, не дав это сделать.

– Ну че те надо, а? – только успел проговорить я, как он с силой рванул дверь и ударил меня по лицу. Я пошатнулся, но удержался на ногах, а он вытащил меня из квартиры в подъезд.

– Оставь ее в покое, понял? Это моя женщина! А ты лезешь в нашу семью.

– Вы разошлись давно. Покатался – уступи место другому.

После этой фразы он снова ударил меня, но на этот раз в живот. Я согнулся от боли, а он злобно шепнул мне на ухо:

– Вообще-то, мы все еще вместе. И живем вместе. А ты преследуешь ее. Смотри, одно из двух, либо ты отстаешь от нашей семьи, либо я отправляю тебя в больницу.

В голове загудело. Как это живут вместе? Поэтому она не хотела переезжать, а только изредка ночевала у меня? Все это время она водила меня за нос?

Меня резко затошнило и вырвало под ноги незваному гостю. Даже не знаю, как я ощущал себя хуже – физически или морально. Я был просто убит и сломлен.

– Думаешь она на такого, как ты могла запасть? Да она б на тебя не посмотрела даже. – все подливал он масло в огонь.

Он еще раз ударил меня под дых и кинул на прощанье:

– Короче, я тебя предупредил.

Я осел вниз по стене, и в тот момент походил на кусок бесформенного говна. В голове был хаос, на лице кровь. Как она могла? Я подумал о Степе, о том, что за два года он стал мне как родной. Мне безумно нравилось проводить с ним время, и я не хотел, чтобы все это закончилось. Я просто не мог поверить в то, что сказал мне этот ублюдок. И в этот самый момент, в памяти вдруг воскресло воспоминание, как мы куда-то бежим с Наташей, я держу мальчика на руках, пытаюсь не запинаться и бежать ровно. Наверно мы убегали от кого-то, потому что на лице его был страх. Я помню, как мы оказались в какой-то заброшенной катакомбе, я снял его с рук, горячо обнял и сказал, что не позволю, чтобы с ним или с его матерью случилось что-то плохое. Слезы капали из его глаз, он кивал и смотрел на меня с надеждой и любовью.