Четвертая дочь императора. Оператор совковой лопаты
Шрифт:
Аналогичного размера брусок таким же способом приспособил в качестве молота. А главное, «пинцет» у него теперь был железный. Не весь, только там, где хватался им за горячий металл, однако этого достаточно, чтобы после каждого сеанса работы у горна не образовывалось кучи дров из обуглившегося инструмента.
Тонкие лепёшки монолитного железа весом с полкилограмма, которые он выплавил в своей чудо-печи, сильно отличались друг от друга твёрдостью. Они идеально повторяли форму донной части тигля, что наводило на мысль об отливке. Стоит сделать подходящей формы углубление — и получишь отливку. А то с приданием формы металлическим изделиям прогресс идёт медленно. Ножики и наконечники
Нет, неспроста кузнечное дело всегда считалось сложным. Есть тут секреты, которые он разгадает позднее. Например, почему столько металла уходит в окалину при ковке? Арматурины не так горели при нагреве. И изделия из них меньше ржавеют. Да и служат они дольше. Не иначе, примесь какая-то его железо портит.
Из четырнадцати установленных ульев заселены только шесть. Все их он не проверял уже больше двух недель. И не будет. Насекомым зимой чего-то кушать потребуется, а его дело — укрыть их домики от холодов. Керамика — не самый лучший теплоизолятор. Так что нахлобучил на эти сооружения связки сухой травы, щитами, плетёнными из прутьев, придавил, только в районе летка оставил проход. Начинается зимовка. У него, кстати, тоже. Над кузницей соорудил навес со стенками — сплошные плетни. Всё это укрыл дёрном, положенным поверх коры. Некогда ему сейчас с нормальной стройкой затеиваться, всё на скорую руку. Чтобы зимой можно было работать.
Что обидно — простуда никак не проходила. Кашель и насморк не прекратились. Просто он как-то стерпелся с ними. Научился преодолевать себя и правильно рассчитывать силы между приступами слабости, что периодически накатывала.
Гончарный круг у него, так же как и горн с наковальней, нетранспортабелен. Поэтому участок под навесом, где он установлен, огородил плетнём на манер закутка, так чтобы здесь помещалась пара тазиков для замешивания глины и большой горшок, в котором намеревался разводить огонь, чтобы было тепло. Стенки обмазал.
Позанимался благоустройством. Битые и растрескавшиеся горшки доколотил, а черепками вымостил дорожки. Трубу обжиговой печи закрыл «шляпой» из травы, все деревяшки затащил под навес, нечего им мокнуть. Стало опрятно.
Морковку убрал, сложил в яму с песком. К осени корнеплоды в толщине сравнялись с мизинцем и чуть порозовели. Мягче или вкуснее, впрочем, они от этого не стали, да и было их от силы пара килограммов. Он ведь их поштучно притаскивал вместе с комом земли, а сколько потом на кроликов извёл! Впрочем, два растения дали семена. Собрал, ясное дело, и упаковал в кулёчки, свёрнутые из тех бумажек, что прихватил из мусорной кучи. Если весной посадит да каждое взойдёт — будет у него тут морковный беспредел и паломничество носителей кроличьих шкурок.
Выполняя мероприятия по вхождению в зиму, Мишка не уставал анализировать упущения, совершённые им с момента попадания сюда. Вот, скажем, нашёл он волокнистые травы. Чего, спрашивается, не сделал запаса? Натрепал бы, начесал, мог бы нитки прясть, бечёвки крутить да сети вязать.
Или если бы заранее запас да насушил хороших жердей, и надрал коры с крепких деревьев, и собрал живицы, мастерил бы в холода челнок. Спокойно прошла бы зима, в добрых делах. Или тех же самородков мог запасти как следует, а не позаботился. Осталось их у него от силы на полтора десятка плавок. А без нормальной тёплой, хоть бы и демисезонной одежды далеко от дома в такую погоду
И грязной соли мало принёс, и никаких зерновых культур не обнаружил, и овощей толковых не нашёл. Ни картошки, ни подсолнечника, ни кукурузы. Может быть, он и не в Америке вовсе? Тут дикобразы должны на каждом шагу встречаться, а он только одну свинью заметил краем глаза, что подбирает рыбьи хвосты и кости, когда он не видит. Вернее, когда она его не видит. А он её нарочно прикармливает и волнуется, если свинка долго не заглядывает. У него на эту животину вполне определённые виды. На тот период, когда припасы подойдут к концу. И остаётся только пожалеть о том, что не позаботился он припасти для гостьи дорогой дубовых желудей. Было их нынче видимо-невидимо. Пару корзин мог притащить. Собирать-то эти плоды необременительно.
У Мишки сейчас кузнечный период. Ножей наковал. Плоские полоски, заострённые с одной стороны и сплющенные с другой. Место, где он куёт, гранитный валун, уже заметно выщерблено его ударами. Надо подумать о стальной наковальне. Но для её изготовления потребуется всё имеющееся железо и все припасённые слитки.
А ему нужны нормальная стамеска, железка для рубанка, наконечник для копья, несколько длинных гвоздей, буравчики. Крайне необходимы тиски.
Это что за птица кричит? Не слышал он в этих местах такого голоса. Наверное, зимовать сюда прилетела.
Глава 16
Неандерталец
Это была не птица. В нескольких шагах от входа в кузницу стоял мужчина. Одет в шкуры, да так ладно, что от одного взгляда на него становится тепло. Коренастая фигура, средний рост, на лице выделяются могучие надбровные дуги, лоб низкий. Кажется, знаменитая герасимовская реконструкция черепа неандертальца выглядит точно так же. Мужчина что-то говорит.
Понятно, что шансов на достижение взаимопонимания путём речевого обмена нет. Так что нечего и пытаться. На всякий случай повторяя жестикуляцию собеседника, Мишка поднял к плечу открытую ладонь правой руки, прокашлялся, отвернувшись, затем вслух сформулировал закон Кирхгофа. Получилось весомо и дружелюбно. Для другого случая в запасе имеется теорема Пифагора. Считается отличной темой для первого контакта с чужим разумом.
Потом показал на себя пальцем и произнёс: «Миша». Направил ладонь на мужчину и сказал: «Пятница».
Гость подумал, ткнул в хозяина и повторил: «Миша». Потом указал на себя и представился: «Питамакан».
Нормальное имя. Даже знакомое почему-то. А главное — шаг навстречу. Люди ведь знакомятся с целью что-то от этого поиметь. Диалог вселяет надежду на перспективу. Хотел бы дикарь его прихлопнуть, так вот копьё в левой руке. С каменным, между прочим, наконечником. И совсем даже не грубым, особенно если вспомнить Мишкин стальной топор.
Жестом позвал Питамакана в холодные сени. Тут у него печурка горит, так что тепло. И рыба солёная отмокает. Рассол-то он применял насыщенный, так её перед употреблением внутрь хотя бы полсуток надо в чистой воде подержать, чтобы соль частично вышла. Гость помедлил на пороге, пристально посмотрел на дёрн, покрывающий крышу, и произнёс ещё одно знакомое слово: «Мандан». Что оно означает, вспомнить не удалось.
Усадил дикаря на лавку за стол. Жерди вес выдержали, только чуть прогнулись. Рыбу перед ним положил на тарелку, ножик подвинул. Себе тоже взял рыбы. Подал пример. Гость не чванился, не кривился, не чавкал, а уписывал угощение в хорошем темпе не слишком сытого человека. Что интересно, справились оба одновременно.