Четвертая мировая война
Шрифт:
Процесс прихода к строительству этого первого Агуаскальентес был случайным… и болезненным. И я имею в виду не его физическое построение (осуществленное в рекордные сроки и без телерекламы), а концептуальное. Объясняю:
Мы, после 10 лет нашей подготовки убивать и умирать, пользования и использования всех видов оружия, производства взрывчатки, проведения стратегических и тактических военных маневров, то есть после подготовки к ведению войны, в результате первых же дней боев подверглись вторжению настоящей армии сначала журналистов, а затем — мужчин и женщин самого различного социального, культурного и национального происхождения. Это было после известных «диалогов в Церкви» в феврале-марте 1994 года. Журналисты с перерывами разной продолжительности
Мы учились и, думаю, это гражданское общество тоже. Мы учились слушать и говорить, точно так же, думаю, как и гражданское общество. Думаю еще, что это обучение для нас было менее сложным.
В конце концов, происхождение САНО было следующим — группа «просветвленных», прибывших из города чтобы «освободить» эксплуатируемых, столкнувшись с реальностью индейских общин, оказалась похожей больше на перегоревшие фонарики чем на «просветвленных». Сколько времени заняло наше понимание того, что мы должны были сначала научиться слушать, а только потом говорить? Трудно сказать точно, прошло немало лун, но, думаю, это заняло в общей сложности не меньше двух лет. То есть, то что в 1984 году было классическим революционным партизанским отрядом (вооруженное восстание масс, захват власти, установление социализма сверху, множество статуй, обилие героев и мучеников, чистки, и т. д., в общем, счастливый мир), в 1986 году было уже вооруженной группой, в подавляющем большинстве индейской, внимательно слушающей и едва произносящей свои первые слова со своим новым учителем — индейскими народами.
Думаю, я уже много раз раньше рассказывал эту часть процесса организации (или «реорганизации») САНО. Но сейчас я повторяю это не для того чтобы надоедать вам собственными ностальгическими воспоминаниями, а чтобы попробовать объяснить как мы пришли к строительству первого Агуаскальентеса и потом к их распространению на сапатистских, то есть на восставших, землях.
Всем этим я хочу сказать, что главным актом в создании САНО было наше обучение сначала слушать, а потом — говорить. Думаю, что мы научились этому тогда хорошо и поэтому добились успеха. При помощи этого нового инструмента, созданного нами из слов, которым мы научились, САНО вскоре превратилась в организацию не только, насчитывающую тысячи бойцов, но и со всей очевидностью «слившуюся» с индейскими общинами. Иными словами, мы перестали быть «иностранцами» и превратились в часть этого забытого страной и миром уголка — гор юго-востока Мексики.
Наступил момент, я не могу сказать когда точно, когда уже не было так, что с одной стороны САНО и с другой — индейские общины, а все мы уже являлись просто сапатистами. Вспоминая этот период, я неизбежно становлюсь схематичен. Надеюсь у нас еще будет другая возможность и другое средство, чтобы описывая этот процесс более подробно, вспомнить, что, в нем, конечно, было немало противоречий, просчетов и провалов.
Итак, мы находились еще в процессе, так сказать, обучения (хотя, думаю, мы никогда не прекращаем учиться), когда у «вновь появившегося» Карлоса Салинаса де Гортари (в те времена, президента Мексики, благодаря неслыханной фальсификации результатов выборов) возникает «блестящая» идея провести реформы, которые закончились лишением права крестьян на землю.
Последствия этого в уже сапатистских общинах оказались просто чудовищными. Для нас (обратите внимание, я уже не делаю различия между общинами и САНО), земля — это не товар, она обладает множеством культурных, религиозных и исторических черт, объяснять которые я сейчас не буду. Так что неожиданно ряды наших регулярных войск начали расти в геометрической прогрессии.
И не только они, стала расти и нищета, и вместе с ней смерть, особенно среди детей младше пятилетнего возраста. По возложенным на меня в
Представляю себе (и найдутся серьезные исследователи, которые смогут привести точные цифры и провести исчерпывающий анализ), что то же самое происходило во всех индейских общинах Мексики. Разница заключалась лишь в том, что мы были вооружены и подготовлены к войне. Одно стихотворение Марио Бенедетти гласит, что мы не всегда делаем то, что хотим, что мы не всегда можем, но всегда имеем право не делать того, чего не хотим. И в нашем случае, мы не хотели умирать… или, точнее, не хотели умирать таким образом.
Я уже говорил когда-то раньше, о том как важна для нас память. И поэтому смерть от забвения была (и остается) для нас худшей из смертей. Я знаю, что это звучит апокалиптично, и многие найдут в этих моих словах мученический оттенок, но на самом деле, мы оказались в тот момент перед выбором, но не между жизнью и смертью, а между одним видом смерти и другим. Решение, коллективное, и обсужденное с каждым из, в те времена, десятков тысяч сапатистов, это уже история — именно оно вызвало тот взрыв на рассвете первого января 1994 года
Ммм. Мне кажется, я отвлекаюсь, потому что задача этого текста — сообщить вам, что мы приняли решение о смерти сапатистских Агуаскальентес. И не только сообщить, но и постараться объяснить вам, почему. Так что будьте великодушны и читайте дальше.
Загнанные в угол, мы выступили в ту ночь 1994 года, ясно представляя себе только две вещи — первая заключалась в том, что нас уничтожат, и вторая — в том, что это привлечет внимание порядочных людей к преступлению, которое будучи молчаливым и находясь вдали от средств информации, является от того не менее кровавым — геноцид тысяч семей мексиканских индейцев. Так, как я это говорю, может привести к мысли, что у нас было (или есть) призвание мучеников, приносящих себя в жертву ради других.
На самом деле, это не так. Потому что хотя, если здраво рассуждать, у нас не было ни малейшего военного шанса на успех, наше сердце думало не о смерти, а о жизни, и поскольку мы были (и остаемся) сапатистами и, следовательно, привыкли всегда и во всем сомневаться, мы думали, что можем ошибаться в том, что нас обязательно уничтожат, и что, может быть, восстанет народ всей Мексики. Но, откровенно говоря, это наше сомнение было слишком маленьким, чтобы реально предположить то, что произошло на самом деле.
А произошло именно то, что послужило причиной создания первого Агуаскальентес и остальных, за ним последовавших. Думаю, нет необходимости повторять описание того, что произошло. Я почти уверен (хотя обычно я почти ни в чем не уверен), что читающий эти строки в чем-то или во многом связан с тем, что произошло.
Так что сделайте усилие и поставьте себя на наше место — долгие годы готовиться стрелять из оружия и вдруг оказывается, что основным оружием становится слово. И об этом просто только говорить, вот сейчас я перечитываю то, что написал и кажется, что все произошло как-то само по себе и естественно, как силлогизм из тех, которым учат школьников. На самом же деле, в тот период, поверьте мне, все было далеко не так просто. Пришлось очень много спорить… и мы продолжаем это делать. Но дело в том, что воин никогда не забывает того, чему его учили, и как я уже объяснил раньше, мы научились слушать и говорить. Так что тогда, как сказал не помню кто, история, уставшая от долгого пути, повторялась, и мы вновь были, как в самом ее начале, то есть, вынуждены опять учиться.