Четвертая воздушная

Вершинин Константин Андреевич

Некоторое время спустя после старта самолетов начал накрапывать дождь. Я хотел возвратить экипажи, однако генерал Васильев не разрешил это сделать, тем более что Седов снова заверил: метеоусловия в районе Москвы хорошие. Но оказалось не совсем так. В результате пять экипажей не дошли до аэродрома назначения.

Потерять пять бомбардировщиков - дело серьезное. Взяв У-2, я полетел на поиски. Оказалось, что два экипажа приземлились ночью вполне благополучно, а три - потерпели аварию...

Начальник курсов уехал с докладом в Москву. Дело его совести, как он себя там вел, однако из Москвы к нам тут же прибыл следователь, который возбудил против меня судебное дело.

Накануне заседания трибунала состоялась окружная партийная конференция. Как член парткома курсов в ее работе принимал участие и я. Это означало, что коммунисты доверяли мне, не считали меня виновником чрезвычайного происшествия, случившегося несколько дней тому назад.

На заседании окружного военного трибунала я подробно рассказал все обстоятельства, предшествовавшие ЧП, В мою защиту выступили и несколько участников перелета. Разобравшись, трибунал не признал за мной никакой вины. Но все же меня освободили от занимаемой должности, понизили в звании и направили заместителем командира 49-й авиадивизии.

А через четыре месяца я получаю из Москвы грозную телеграмму: "Срочно возвращайтесь". Прибыв туда, познакомился с новым приказом, на основании которого вместо генерала Васильева назначили меня. Коллектив летных курсов продолжал работу по переучиванию командиров для строевых частей. План учебно-летной подготовки был чрезвычайно напряженным. Впрочем, в предвидении военного столкновения с германским фашизмом с максимальной отдачей сил трудился весь советский парод, мобилизованный решениями XVIII съезда партии.

В 1939 году Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление о строительстве девяти новых и реконструкции девяти старых самолетостроительных заводов. В 1940 году в авиационную промышленность было передано семь предприятий из других отраслей, возводились и новые.

По решению ЦК ВКП(б) значительно улучшилась научно-исследовательская база авиации. В 1938-1939 годах фактически полностью реконструируется ЦАГИ, организуются новые конструкторские бюро во главе с С. В. Ильюшиным, С. А. Лавочкиным, А. И. Микояном, В. М. Петляковым, А. С. Яковлевым и другими творцами боевой техники. Одновременно создаются совершенные по тому времени авиационные двигатели. Это позволило увеличить скорость, дальность, высотность полета крылатых машин. Уже в 1940 году промышленность выпустили 8331 боевой самолет, а в следующем году началось их серийное производство.

С 1940 года командование ВВС приступило к формированию авиационных дивизий, которые стали основными тактическими соединениями истребительной и бомбардировочной авиации. В феврале 1941 года ЦК партии и Совнарком утвердили план дальнейшего развития Военно-Воздушных Сил страны. В нем предусматривалось развитие и укрепление военно-учебных заведений, создание 106 новых полков, вооружение их самой совершенной техникой. Уже к июню 1941 года общее количество авиационных частей увеличилось по сравнению с началом 1939 года на 90 процентов.

XVIII партийная конференция нацелила советский народ на дальнейшее укрепление всех родов и видов войск, в том числе и Военно-Воздушных Сил. "Многое было сделано, чтобы во всеоружии встретить агрессора. Но, к сожалению, не все... Это было в значительной мере связано с просчетом, допущенным в оценке возможного времени нападения фашистской Германии"{18}.

С началом Великой Отечественной войны на руководство наших высших авиационных курсов усовершенствования возлагалась задача формирования, обучения и отправки на фронт боевых полков, оснащенных самолетами СБ и Пе-2. О летно-тактических качествах скоростного бомбардировщика я уже говорил выше. Следует

лишь добавить, что к лету 1941 года эта машина, несмотря на модернизацию, уже несколько устарела. Отдельные детали и агрегаты ее часто приходилось ремонтировать своими силами, поскольку запасных частей недоставало. Однако как ни латай старую материальную часть, она все же остается изношенной. Поэтому случались порой досадные отказы и поломки, тормозившие переучивание летного состава.

Другое дело Пе-2, фронтовой пикирующий бомбардировщик, созданный группой конструкторов под руководством В. М. Петлякова накануне войны. Он имел два двигателя ВК-105ПФ мощностью по 1250 лошадиных сил каждый, его максимальная скорость достигала 580 километров в час, потолок - 8800 метров, дальность полета - 1500 километров. На вооружении самолета было 2 пулемета калибра 12,7 миллиметра, 2 пулемета калибра 7,62 миллиметра и 1000 килограммов бомб. Экипаж, состоявший из трех человек - пилота, штурмана и стрелка-радиста, защищали от вражеского огня боковые броневые листы и бронированные сиденья.

Вполне понятно, что большинство летчиков предпочитало воевать на Пе-2, но, к сожалению, не всегда представлялась такая возможность: надо было кому-то драться с врагом и на СБ.

Полки, как правило, комплектовались из экипажей, уже имевших летную практику. Молодежь - выпускники военных школ - составляла не более 6-7 процентов.

За месяц мы готовили примерно четыре авиационных полка и сразу отправляли их на фронт. В период комплектования и переучивания частей к нам приезжали представители из округа и центра. Все они - инспекторы, члены различных комиссий - торопили инструкторский и руководящий состав.

И мы спешили, не считаясь ни с чем. К концу сентября сорок первого года было сформировано и подготовлено к боевым действиям 9 авиационных частей. Таких темпов довоенная авиация не знала. Впрочем, война переиначила весь ритм жизни советского народа.

В двадцатых числах сентября меня неожиданно вызвали в штаб ВВС. "Немедленно прибыть в Москву" - гласила телеграмма. Начались раздумья: "Зачем вызывают?" Волнение было небезосновательным: возможно, вспомнили историю с потерей трех самолетов во время перелета в Москву, а может быть, серьезный оборот приняло дело с поломками машин, которые совершили в течение трех последних месяцев молодые летчики в процессе переучивания.

Так или иначе, но телеграмма приказывала: "Немедленно прибыть..." Простившись с семьей, я собрал небольшой чемодан и вылетел в Москву. В штабе ВВС меня встретил невысокого роста, подтянутый и симпатичны и человек генерал П. А. Соколов-Соколенок. Он работал в Главном управлении обучения, формирования и боевой подготовки. Доложив ему о своем прибытии, я спросил, не знает ли он, по какому делу меня вызвали.

– Может, снимут и...

– Могут снять,-развел руками Соколов-Соколенок,- и...
– При этом он одну руку опустил вниз, а другую поднял вверх: как, мол, хочешь, так и гадай. Давай-ка, Константин Андреевич, сначала попьем чайку, потом доложим начальству о твоем прибытии.

Нам принесли по маленькому ломтику черного хлеба, два кусочка сахару и по стакану чаю. Стало быть, жесткая продовольственная норма пришла и в управленческий аппарат... Подкрепившись, я позвонил генералу П. Ф. Жигареву, бывшему однокурснику по академии, возглавлявшему теперь Военно-Воздушные Силы страны. К вечеру раздался ответный звонок.

– Вершинин?
– прозвучал в трубке голос Жигарева.
– Решением Политбюро и Ставки Верховного Главнокомандования вы назначены командующим ВВС Южного фронта.