Четвертая жертва сирени
Шрифт:
Спустя короткое время мы подъехали к нумеру 68 по Саратовской улице. Перед нами был трехэтажный кирпичный дом — явно не особняк и не апартаменты. И в первом, и во втором легко было убедиться — над дверями висела вывеска «Торговые бани».
— Бани… — недоуменно произнес я.
— Канешна, баня, барин, што ж ищщо? — откликнулся извозчик.
— А чьи это бани? — спросил Владимир.
— Известна дела, Митрия Ермилыча Челышева. [29]
— Бани, и больше ничего? — задал я свой вопрос.
29
Дмитрий
— А чему жи ищщо здеся быт? Баней полне хватат. Вы, барин, рази не мыться хотела? Мыться можьна, хоща середи дня. Можьна ищщо…
— Скажи, любезный, — перебил я извозчика, — а что там на третьем этаже?
— Как жи мине знат-та, барин? Я сюда не ходи. Баня ить торгова. Деньги стоит. Если бы работат здеся, хорошо. Банщек двассать рубли месяс полущат. А третья етаж — можа, моют тама, можа, кантор, как знат-та…
— Ну вот что, любезный, давай трогай отсюда, — в сердцах сказал я. — Книжный магазин Ильина знаешь?
— Как не знат-та? Канешна, знат.
— Вот нам туда и надо. Кит! Кит!
— Не, барин, так не нада говорит, — возразил возничий. — Кит! — так башкир говорит. Татарин другой говорит.
— И что же говорит татарин? — с хитрецой поинтересовался Владимир.
— Татарин говорит — ехай! — торжественно провозгласил наш Автомедон.
Пока мы двигались по улицам, я чувствовал себя сильно смущенным. Надо же в каком свете выставил себя! Отцовское сердце, мол, подсказывает… И что оно подсказало? Бани?! Я искоса поглядывал на Владимира, однако на его лице не было ни тени осуждения, ни намека на язвительность. Если он и стоял на какой-то особой точке зрения касательно «отцовского сердца», то ничем этого не выказывал.
Когда мы добрались до книжного магазина Ильина на Панской — во второй раз за сегодняшний день посещали мы эту улицу, — время уже приближалось к пяти пополудни, так что публики в магазине было изрядно.
Немаленькое просторное помещение походило скорее на библиотеку, чем на торговую лавку. Вдоль стен стояли, уходя к самому потолку, книжные шкафы с открытыми полками; тут и там были расставлены заполненные книгами этажерки. Книги лежали стопками и на трех-четырех столах, размещенных в центральной части залы. У конторки, обнаружившейся слева от входа, никого из приказчиков почему-то не было видно.
Почтенного вида господин с тростью стоял у полок, на которых, как свидетельствовала о том надпись, стояли новинки, прибывшие из Москвы, Петербурга и Казани. Далее трое мальчиков — по виду погодки — теснились возле молодой еще мамаши, а может быть, гувернантки. Книжный шкаф, у которого они стояли, отличался высокими полками — на них можно было поставить издания самого большого формата. Здесь, по всей видимости, и находились детские книги — те самые, обилие которых отличало магазин Ильина от прочих самарских книжных магазинов и лавок.
Разумеется, у Ильина продавались книги не только для детей. Во всяком случае, в ближайшем углу я заметил двух юношей, один из которых был в гимназической тужурке, а второй — в студенческой. Они внимательно просматривали корешки книг, перебрасываясь неслышными мне замечаниями.
Владимира, впрочем, занимали не столько посетители, сколько служащие господина Ильина. Я тоже оторвался от разглядывания покупателей и тут же увидел Анастасию Егорову. Подойдя к конторке, — видимо, она отлучалась ненадолго — девушка продолжала что-то оживленно обсуждать с солидным господином двенадцати или тринадцати лет от роду. Я незаметно указал на нее Ульянову. Мы приблизились, остановившись чуть в стороне.
Должен сказать, Анастасия выглядела очень привлекательной молодой женщиной. Ее русые волосы были заплетены в толстую косу, которая, будучи красиво уложенной, обнимала голову наподобие кокошника. На пухлых щеках были премилые ямочки, совсем как у моей Аленушки, в голубых глазах таились солнечные искорки. На Анастасии было темно-синее шерстяное платье с узкими рукавами, шею обхватывал снежно-белый гофренный воротничок.
— Отчего же вам не понравилось? Здесь такие замечательные рисунки. Что в них плохого? — с видимым огорчением спрашивала своего розовощекого и белобрысого собеседника Настя, поглаживая красивую золотистую обложку довольно большой книги. На обложке было написано «Среди цветов. Рассказы старого садовника». Автором значился некто А. Хвольсон. Я об этой книжке не слыхал. И имя автора было мне незнакомо.
— Рисунки хорошие, а книжка скучная! — ответил мальчик, пренебрежительно топыря нижнюю губу. — Растения, цветочки, как они питаются да из чего вырастают… Если б там еще сказки были, а так… Нет, не понравилась.
— Между прочим, у этой писательницы — ее зовут Анна Хвольсон — сказки тоже есть, — вмешался вдруг в разговор Владимир. — Ее другая книжка называется «Царство малюток. Приключения Мурзилки и лесных человечков». Я ее читал, когда мне было примерно столько же лет, сколько вам. — Он слегка поклонился в сторону малолетнего господина. — Там описаны путешествия эльфов со смешными именами — Мурзилка, Знайка, Незнайка.
— Ну-у, не знаю, — протянул мальчик.
— Значит, вы Незнайка. А я Знайка и потому рекомендую, — дружелюбно и весело сказал Владимир. Настя Егорова посмотрела на него с благодарностью. — Анна Хвольсон, может, и не самая выдающаяся писательница, но книжки у нее очень хорошие. И я вам скажу, мой юный друг, описать эльфов, как если бы они были настоящие, — задача немалой трудности. Мне почему-то кажется, что Мурзилка, Знайка и Незнайка будут жить на страницах книг очень долго.
— Ну, хорошо! — Анастасия Владимировна убрала «Среди цветов» на полку и сняла оттуда другую книгу. — Вот эта тебе уж никак не покажется скучной! Называется она «Веселые рассказы про шутки и проказы», и написал ее смешной немецкий писатель Вильгельм Буш. Между прочим, писатель и еще художник, так что книжку свою он не только написал, но и нарисовал. Она о двух неразлучных друзьях-шалунах, которых звали Макс и Мориц. Совсем новая книга, только что получена из Петербурга!
После вмешательства Владимира малолетний господин был уже не столь недоверчив к советам взрослых. Он взял книгу, полистал немного. Долго рассматривал картинки, вполголоса читал стихи.