Четвертые
Шрифт:
Не знаю, на сколько все это вышло съедобно, так как мне кусок в горло не лезет. А Дима с Инной с энтузиазмом жуют, запивая охлажденным морсом из лесных ягод и домашним вином. Сквозь огонь свечи Дима смотрит на меня и улыбается, я стараюсь не смотреть ему в глаза.
– Ты отлично готовишь.
– Это стоило мне прогулок в детстве.
Мы с Инной переглядываемся, вспомнив, как весь двор под вечер выходил играть, а меня мама готовила к будущей семейной жизни.
– Я это помню! – она отрезает кусочек гратена и, блаженно улыбаясь, кладет его в рот. – Ева, идем
Мы весело смеемся, но беспокойство быстро охлаждает меня. Дима разливает вино, я едва успеваю накрыть ладонью свой бокал.
– Я пас. После вчерашнего больше ни за что.
Он улыбается, но смотрит внимательно. Мне не по себе. Неужели что-то подозревает?
– Перебрала? – Инна большими глотками запивает морсом еду.
– Да уж. Не помню, как дома оказалась.
– Освоилась здесь? – непринужденно спрашивает Дима. Если бы не случайно услышанный их с Инной разговор, я бы решила, что он действительно обо мне беспокоится.
– Да, мне нравится, – как можно убедительнее отвечаю я.
Не могу же я сказать, что мне тошно находится в этой «общине», слушать их разговоры об избранности, что это система без будущего. Мне нет до них дела, и я упорно избегаю Диминого взгляда.
– Думаю, ты что-то не договариваешь.
Я даже не испугалась, мне нечего скрывать.
– За сестру волнуюсь, – смело смотрю ему в глаза.
– Давай съездим за ней.
Вилка выскальзывает из моей руки и со звоном падает на пол.
– Ты… Можешь?
Дима встает, поднимает ее и протягивает мне:
– Конечно.
Я совершенно сбита с толку. К чему наш с Алексом план и похищение, если Дима…
– Но Василий сказал…
Дима с Инной снисходительно улыбаются, глядя на меня.
– Не думай об этом.
В его словах столько уверенности и убежденности в своих возможностях. Я в раздрае.
– Девочки, мне пора.
– Гуд бай, босс.
Уходя, Дима легко дотрагивается до моего плеча, я замечаю, что Инне это не нравится.
– Завтра решим, когда поедем за сестрой, – говорит он мне.
– Спасибо.
Отвечаю чисто механически. Мне сложно понять его мотивацию, может, это просто способ меня контролировать?
Мы с Инной убираем со стола, я задуваю свечи, по-прежнему в своих раздумьях. Дима может помочь с Лесей, но при этом есть человек, который по его вине страдает. А если так и нужно? Если Алекс не прав? И тот человек совсем не безопасен? Но тогда почему они это так скрывают? Но все же… Лесю можно вытащить без чьих-либо похищений. Хотя, еще вопрос, могу ли я доверять Алексу, что он не бросит меня, когда я помогу ему выкрасть того мужчину? Боже, и что же делать? Инна наблюдает за мной, мы выросли вместе – я для нее как открытая книга.
– Все нормально?
– Дима реально может помочь?
– Ты так и не поняла?
– Что?
– Он здесь главный.
– А Василий?
– Не тупи.
– Ин, я должна найти родителей. Папа…
Инна безнадежно зевает.
– Слушай, ты мой фрэнд, но с родителями тебе рассчитывать не на кого. И тебе стоит относиться к этому по
– Я заметила, тебе это не по душе.
– Фигня. Все равно не мой тип. Блин, че так рубит?
– Я закончу здесь, ты иди.
– Угу.
Боже правый, как мне принять верное решение?
12.
Я не склонна рефлексировать: если приняла решение, не буду мучиться, верное оно или нет, главное – действовать, а будущее расставит все по местам и само оценит мой выбор.
В кромешной тьме мы бы, наверное, давно обо что-нибудь споткнулись или что-нибудь сломали, но на наше счастье светит полная луна. Кажется, она занимает полнеба и освещает мир теплым, апельсиново-желтым светом. При таком свете чувство опасности притупляется, как и чувство тревоги, – холодный белый свет подошел бы нашей ситуации больше. В поселке не горит ни огонька и стоит гробовая тишина, поэтому мне кажется, мы грохочем, как грузовик с металлоломом.
Похищение прошло совершенно буднично и без препятствий. Обычно к двенадцати ночи весь поселок спит глубоким сном, так как здесь принято вставать не позже шести – семи утра и трудиться на благо общины (это и земледелие, и в целом все, что обеспечивает ее жизнедеятельность, плюс школьно-образовательную, просветительскую, социальную и культурную жизнь). После часа ночи Алекс зашел проведать ребят в тот дом и угостил пивом со снотворным. Дима и Василий к этому моменту уже спали. Дима по причине снотворного, Василий по причине обилия трав и благовоний, которыми он злоупотребляет. Дождавшись условного сигнала, я вошла в дом, и мы вытащили оттуда бессознательного пленника. Он, к нашему огорчению, оказался очень крупным и тяжелым, поэтому пришлось импровизировать и загрузить его в садовую тележку на колесах.
Вся техника здесь или новая или в отличном состоянии, поэтому тележка бесшумно катится по тропинке вдоль забора, ведущей к задней оконечности поселка. Мы с Алексом толкаем ее вместе, так и быстрей, и легче. Я не стала брать с собой почти ничего, кроме рюкзака с самыми необходимыми вещами (телефон, спички, сухари).
– Не тяжело?
– Я в порядке.
Внезапно меня «осеняет», и я резко останавливаюсь.
– Что случилось?
– А какой у нас план? Ворота же в другой стороне.
Алекс искренне улыбается, видно, его очень позабавил мой вопрос.
– А мы через них не пойдем.
Он толкает тележку, но я остаюсь на месте, он оглядывается.
– Ты считаешь, что и сейчас мне ничего знать не полагается? До сих пор не доверяешь?
– Вовсе нет. Сейчас ты сама все увидишь.
Я стою на месте.
– Идем со мной.
Я не двигаюсь, Алекс отворачивается и уходит. Действительно, глупо уже капризничать. «Коготок увяз – всей птичке пропасть». Я догоняю Алекса, и мы вместе толкаем тележку, стараясь, правда, при этом не смотреть друг на друга. Те еще сподвижники: одна от безвыходности, другой посредством шантажа. Вдалеке ровными рядами стоят ветряки, ветра нет и их лопасти недвижимы.