Четвертый эшелон
Шрифт:
– Это от тулупа, – успокоил Данилов, – одышка у тебя еще в сорок первом кончилась.
– Что было, то было. Ведь подумай только, при моем-то росте я девяносто семь килограммов весил.
– А сейчас?
– Сейчас я как олень – поджар, мускулист и строен. Вчера в бане стал на весы – семьдесят девять. Фонарик засветить?
– Да нет, я уже. – Данилов вставил ключ в замочную скважину, повернул. – Прошу. – Он посторонился, пропуская гостя.
– Свет-то зажги.
Данилов щелкнул выключателем.
– Да, – начальник оглядел коридор, – вещей-то у тебя
– А откуда им взяться-то при наших деньгах? Да ты раздевайся. – Во внеслужебное время они звали друг друга на «ты», вернее, Данилов начальника, тот на «вы» называл только задержанных, считая это своеобразной этикой сыска.
Начальник снял полушубок, повесил папаху, и Данилов невольно залюбовался им, он был таким же, как в те далекие двадцатые годы. В гимнастерке, туго перехваченной ремнем, в фасонных галифе, в начищенных до синеватого блеска сапогах. Только голова его стала белой, появились ордена на груди, новенькие полковничьи погоны отливали серебром.
– Ну что уставился, веди, – улыбнулся начальник. И улыбка у него была все та же, молодая и чуть грустная.
– Куда пойдем, в комнату или на кухню?
– На кухню, только туда. Постой-ка, Данилов, у тебя там елка?
– Елка, – почему-то смутился Иван Александрович.
– Тогда, если можно, к ней. Я под елкой-то с молодых ногтей не сидел.
– Проходи в комнату, я сейчас по хозяйству.
– А где Наталья?
– Через час будет.
– Это славно. Значит, успеем поговорить до ее прихода.
Готовя на кухне немудреную закуску, Иван Александрович думал о предстоящем разговоре, отлично понимая, что не принесет он ничего хорошего. Просто так начальник домой к нему не приедет. Он и был-то у него всего один раз, на новоселье в сороковом году, когда они с Наташей переехали из коммунальной на Мясницкой в этот новый дом. Тогда в комиссионном магазине Наташа купила всю эту мебель, которая, видимо, стояла раньше в квартире присяжного поверенного средней руки. Все эти громадные диваны и кресла, кровать, на которой могли уместиться сразу пятеро, буфет, похожий на город, с полками-улицами и ящиками-домами, книжный шкаф. Вот он-то и был, пожалуй, единственной вещью, которая пришлась Данилову по сердцу. За эти годы, несмотря на занятость и войну, он собрал все-таки вполне приличную библиотеку.
– Ну, ты скоро? – На кухню вошел начальник. – А то у меня от запаха картошки слюна течет.
– А может, от того, что на буфете стоит? – засмеялся Данилов.
– Это само собой. Долго настаивал?
– Месяц.
– А лимон где взял?
– Страшная тайна.
– Нет, серьезно, где?
– Кострова помнишь?
– Мишку-то, вот спросил тоже.
– Он раненый в Батуми в госпитале лежал, после ранения ему отпуск дали. Вот он ко мне заглянул и три штуки дал. Два я Наталье подарил, а на одном литруху настоял.
– Здорово, прямо не водка, а сплошной цитрус.
– А ты откуда знаешь?
– Вкусил полрюмки…
Данилов с усмешкой взглянул на начальника.
– Не вру, полрюмки, хотел узнать, что у тебя получилось.
– Ну и как?
– Невидимые
– Батя прислал! – крикнул Данилов.
– Везучий ты, Ваня, прямо знаменитый русский сыщик Путилин.
Данилов рассмеялся. Он вспомнил маленькие книжки в бумажном переплете, которые тайно читал на уроках в реальном училище. Продавались они по пятаку, и мальчишки жертвовали потрясающе вкусными пирожными и пирожками ради приключений знаменитого русского сыщика. В углу, на обложке каждого выпуска, в медальоне красовалась фотография человека в мундире со звездами и надпись вокруг: «Его высокопревосходительство, действительный статский советник И.А.Путилин, начальник С.-Петербургской сыскной полиции». Лица на фото разобрать было невозможно, отчетливо виднелись только бакенбарды. Но мальчишки считали, что так и надо. Разбойники, бандиты, шулера и знаменитые аферисты не должны были знать в лицо русского Шерлока Холмса.
Иван Александрович по сей день помнит названия многих из них: «Кровавая маска», «В лапах разъяренных сектантов», «Тайна Сухаревской башни», «Похитители невест», «В объятьях мраморной девы».
Почти все они начинались одинаково: «Ночь была без огней, кошмарно выл ветер».
Он вспомнил похождения Путилина, и мысли у него стали веселыми и добрыми.
Картошка со свиной тушенкой казалась верхом гастрономического искусства. Грибы были в меру солеными, твердыми и приятно хрустели на зубах.
– Начнем с новостей приятных. – Начальник полез в карман, достал коробочку и квадратную, как муровское удостоверение, книжечку. – Хотел вручить тебе в торжественной обстановке, но решил так, дома, по-семейному. На, поздравляю от души. – Он протянул коробочку Данилову. Тот раскрыл ее и увидел отливающий рубином алый знак, пересеченный мечом, в центре которого был серп и молот.
Данилов взял его, положил на ладонь. В свете люстры он еще сильнее загорелся рубиновым светом. В свете этом были сконцентрированы пробитые пулями знамена гражданской и нынешней войны, алая кровь погибших друзей. Это был тот самый цвет, за которым в семнадцатом, не раздумывая, пошел реалист Ваня Данилов. Это был цвет побед и романтики революции.
Данилов взял книжечку: СССР, Народный комиссариат внутренних дел. Грамота заслуженного работника НКВД. Он развернул ее, посмотрел на свою фотографию. Она ему не понравилась, уж больно сердитым выглядел он на ней, человек по фамилии Данилов. Ниже синие буквы «НКВД» и текст: «Чекист должен быть беззаветно преданным партии Ленина – Сталина, бдительным и беспощадным в борьбе с врагами Советского государства».
"НКВД СССР
ГРАМОТА
Товарищ Данилов Иван Александрович приказом НКВД СССР № 23 от 5 января 1945 г. награждается нагрудным знаком заслуженного работника НКВД № 4020 за успешное выполнение заданий по борьбе с бандитизмом.
Народный комиссар внутренних дел СССР генерал-полковник С.Круглов".