Четвертый эшелон

Хруцкий Эдуард Анатольевич

На своем веку он видел много награжденных. Когда в ГПУ начали вручать первые ордена Красного Знамени, они бегали специально смотреть на тех, кто удостоился этой великой чести. Данилов видел офицеров-фронтовиков с Золотой Звездой Героя на груди и с завесой орденов.

Свои три ордена и две медали он заработал честно, поэтому и носил их с гордостью. Проработав четверть века в органах, он очень хотел получить только одну награду – именно этот рубиновый знак. Да, именно его, потому что он являлся высшим признанием мужества и доблести

работника милиции. Орден может получить каждый, а его – только тот, кто постоянно защищает покой людей в любое время. Будь оно мирным или военным – все равно ты на линии огня. Вот тем-то и дорог он был Данилову, поэтому и радовался он, глядя, как играют лучи лампы на его рубиновых гранях.

– Награды положено в стакан с вином опускать, – сказал начальник, – но это обычай фронтовиков, а мы с тобой, Ваня, сидим в глубоком тылу. Ну, еще раз поздравляю.

Они помолчали.

– Я почему его тебе сам вручил, дома, да потому, что не будет у нас времени для торжественных собраний…

– Случилось что? – перебил его Данилов.

– Погоди, не торопись, я все по порядку расскажу. – Начальник подвинул сковородку, ложкой начал соскабливать с нее поджаристую корочку.

– Может, еще сделать?

– Хватит, Ваня, я и так небось половину твоего пайка съел.

– Скажешь тоже.

– Ну нет так нет. Окончился наш с тобой праздник, начались суровые будни. Теперь второе. Сергей Серебровский интриговал очень, хотел в ГУББ начальником отдела на полковничью должность забрать. Но мы не дали.

– Кто это «мы»?

– Я и Маханьков, начальник московской милиции. Мы тут с ним пошептались, с наркоматом согласовали и решили – быть тебе, Иван, моим замом. Рад?

– Честно?

– Честно.

– Если честно, то очень. Я ведь в МУРе почти всю жизнь.

– То-то и оно, – начальник усмехнулся хитро, одними глазами, – мы уже в наркомат бумаги отправили и о замещении должности, и о присвоении тебе полковничьего чина. Ну как?

Что мог ответить Данилов начальнику? Что он двадцать лет работает в МУРе, что трижды ранен на этой донельзя беспокойной работе, что ругали его чаще, чем награждали? Конечно, он был рад. Стать в сорок пять лет полковником – разве плохо? Да и обидно ему бывало встречать в коридоре наркомата совсем молодых ребят с тремя большими звездами на погонах. Нет, он не завидовал им. Просто иногда становилось жалко себя. Совсем немного и редко.

– А как с Муравьевым?

– Сегодня пришел приказ, назначен к тебе замом, присвоено очередное звание. Белову тоже старшего дали, буду на место Игоря назначать. Не возражаешь?

– Ты меня уже как зама своего или еще как начальника ОББ спрашиваешь?

– Пока как начальника.

– А я бы и как зам тоже не возражал.

– Ладно, – начальник встал, – теперь о главном. Я твой отпуск прерываю. Дело одно сегодня возникло, боюсь, что твоим орлам без тебя не справиться. Так что собирайся, поедем.

– Нищему

собраться, только подпоясаться, – усмехнулся Данилов, беря с дивана портупею. – Ну, я готов.

– А что Наташе скажешь?

– Я ей твой телефон оставлю.

– Сколько волка ни корми… – Начальник горестно покачал головой.

– Ладно уж, избавлю, иди в машину, я записку напишу.

Через десять минут они уже ехали по темным, занесенным снегом улицам. Стекло ЗИСа заиндевело, но Данилов, как в детстве, пальцем растопил круглую дырочку в окне и, не отрываясь, глядел в темноту, пытаясь разглядеть что-то известное лишь ему одному.

Муравьев

Телефон он заметил, уже выходя из квартиры. Просто по привычке подошел к стене и увидел слабые цифры, нацарапанные карандашом, и букву З увидел рядом. Из отделения он позвонил в ЦАБ и узнал, что телефон установлен по адресу: Суворовский бульвар, дом 7, квартира 36, и принадлежит Литовскому Геннадию Петровичу. Фамилия и имя ему были почему-то знакомы. Игорь тут же перезвонил в 83-е отделение, и ему объяснили, что по этому адресу находится Дом полярников, в квартире 36 раньше проживал известный летчик Литовский, после его гибели там живет его дочь Зоя Геннадьевна Литовская.

Все это давало повод для раздумий. Дочь героя и – убийца. В другое время он, может быть, и колебался, а сейчас времени для размышлений не было. Чернышова Игорь запихал в машину почти силком, старик даже слышать не хотел о производстве обыска в квартире столь известного лица, и повез его в прокуратуру.

Райпрокурор оказался мужичком покрепче. Он выслушал Чернышова, потом Игоря и глубокомысленно изрек:

– Подумаешь…

Подмахнул постановление на обыск и изъятие вещей и, крепко пожав руку Игорю, напутствовал:

– Шуруй, капитан, действуй по горячим следам. Поможешь нам – век помнить буду, а то у меня в аппарате одни инвалиды и старики. Нынче все наши на фронте.

Игорь покосился на широкую ленточку нашивок за ранение на лацкане его пиджака и понял, что прокурор тоже не так давно вернулся с фронта.

Тот, поймав его взгляд, усмехнулся грустно и добавил:

– Про инвалидов говоря, я и себя имел в виду. Что смотришь? Нашивок за ранение пять, а колодок наградных две. Вот такая, брат, арифметика.

В подъезде Дома полярников Муравьева ждали вызванные из МУРа оперативники их отдела Никитин и Ковалев.

– Мы тут с комендантом поговорили, – лениво цедил слова Никитин, – так она от той Зои в полном восторге. И честная, мол, и работящая, в издательстве «Молодая гвардия» редактором служит. Подтвердила, была у ней бабка из Баку, жила три дня. Фамилия ее Валиева Зульфия Валиевна. Лифтерша тоже показания дала: вчера она с большим желтым «углом» пришлепала, часов в десять. Так что дело ясное, Муравьев, эта Зоя или скупщица, или «малину» держит, брать ее надо.