Четвертый кодекс
Шрифт:
Ничто живое не могло долго существовать здесь, разве что пара-тройка видов особо жизнестойких микробов. Но для эгроси – даже по прошествии миллионов лет со Дня гнева – это по-прежнему был их родной мир, на сухой и пыльный костяк которого они взирали с нежностью и болью.
Барахтаясь в похожем на песок сухом снегу, они долго спускались с мертвого древнего вулкана, справа все время видя соседний – застилающую горизонт громадную гору. А потом увидели еще две, а в самой дали за ними громоздился умопомрачительный массив четвертой – самой великой. Кромлех раньше не видел подобных, да и не было никогда
Когда-то это было священное место всех эгроси, алтарь Эгроссимойона, место жреческих городов и великих храмов. Издревле здесь возносились молитвы Аделинаам, сюда перед коронацией совершали пешее паломничество все императоры, чтобы вымолить себе достойное правление и вечную память в веках. Большинство из них было уже забыто... Теперь здесь царил тот же угрюмый хаос, что и на всей планете-могильнике, лишь кое-где торчали осыпавшиеся руины монастырей и храмов – словно осколки зубов в челюсти черепа.
Марс, к удивлению Кромлеха, не был красными. Вернее, был, но не только: красновато-коричневато-киноварных оттенков более чем достаточно, но вместе с ними были и желтовато-охристые, и пурпурные, и лиловые, даже зеленые и голубые породы, перемешанные самым прихотливым образом. Причудливая пестрота здешнего мира несколько примиряла душу с его мертвящей сущностью.
Монотонному пути среди скал не было конца. Низкая гравитация и сильные нижние конечности давали эгроси возможность передвигаться очень быстро – мощными низкими прыжками. Но и для них спуск был великим испытанием, а привыкший к ласковой водяной среде Гротов Благой ужасно мучился, неуклюже подпрыгивал, спотыкался, останавливался отдышаться. Впрочем, его спутники чувствовали себя немногим лучше – они тоже впервые вышли под открытое небо своей планеты.
– Держись, Благой-дио, - возникла в его мозгу ободряющая мысль одной из его спутниц – юной, не больше шестидесяти, Леэнмиин.
Евгений послал ей мысленную улыбку – девушка нравилась ему своей нечастой среди эгроси непосредственностью. Прочие его товарищи по паломничеству этим качеством страдали в очень малой степени. Да хадж и не предусматривал ни малейшего легкомыслия. Хотя бы раз за жизнь – а лучше несколько раз – всякий верующий в Аделинаам и в благости ниспосланный им День гнева обязан совершить тяжелое паломничество из Гротов в Аделин-виири, древнюю столицу павшей империи, чтобы вознести там свои молитвы в ходе печального и изощренного ритуала.
Много лет минуло с беседы в гротах познания с таинственным эгроси, которого Кромлех сейчас склонен был считать призраком, созданным его собственной психикой, чтобы осмыслить непостижимые людским сознанием категории. Тогда Евгений еще не был полноценным эгроси, а гораздо больше – человеком. И дело не в том, что общество Гротов отвергало его – совсем нет: эти существа, похоже, не обращали внимания на то, что он инопланетянин. Он мог бы спокойной жить здесь, предаваясь лишь познанию. Но Евгений сам хотел утвердить себя в этом мире. Поэтому он записался в корпус стражей Гротов и ушел сражаться с «молодью Тайишаиш» – потомками храбрых и жестоких пиратов острова Гриизийя.
Пока паломники молча с натугой тащились
...«Варисс!» – вспыхнуло в его мозгу резкое предупреждение командира.
Благой быстро натянул защитную маску, прижался ко дну грота, отключил дыхание и плотно сжал жабры.
Варисс – отравляющее вещество, которое выпустили враги, засевшие в атакованном его боевой группой укреплении, пойдет в основном по верхним слоям воды. А вот близ дна есть хороший шанс остаться в живых. Выше – почти нет.
Изжелта-лиловые маслянистые космы варисса распространялись неторопливо, но неуклонно. Это было жуткое оружие, запрещенное общим советом Гротов много веков назад, но все равно периодически используемое в здешних скоротечных и жестоких войнах.
Главное – выдержать, не поддаться безумному жжению. Кожа потом восстановится, но если отрава попадет на внутренности, они превратятся в отвратительное желе. И тогда – мучительная смерть. Эгроси могли не дышать очень долго – дольше, чем варисс сохранял в воде свои ядовитые свойства. Но от него плавилась их кожа и это причиняло такую невыносимую боль, что жабры рефлекторно раскрывались. Тогда яд попадал в организм, выжигая его изнутри.
Благой видел, что двое или трое его товарищей уже безжизненно болтаются в воде. Перед этим его мозг терзали их отчаянные, исполненные жуткой мукой предсмертные сигналы.
«Смерть-и-свет Аделинаам!» - вырвалась у Благого полумольба-полупроклятье, и он, пружинисто извиваясь могучим хвостом и помогая перепончатыми руками, рванул через зараженные слои к позициям противника.
Боль была ослепительно-безумной, но он каким-то образом смог отделить ее от себя и потому выдержал.
Враги тоже прижимались ко дну, чтобы не попасть под собственный яд – варисс мог повернуть, куда угодно. Поэтому по Благому никто не выстрелил – иначе легко убили бы его в упор. Вместо этого в упор стал стрелять он – когда проскользнул во вражеский дот. Несколько мертвых солдат противника оторвались ото дна и стали всплывать. Другие, не обращая уже внимания на опасность ожогов, бросились на него.
Одного он успел ужалить в лицо под защитным забралом, выбросив длинный жесткий боевой язык. Противник мысленно дико закричал, ослабел и разжал захват. Но второй гриизьи ударил Евгения в бок коротким трезубом, проломив кирасу и нанеся обширную рану, а третий нацелился раскроить ему шлем и голову широкой полулунной секирой без древка, которую сжимали обеими руками и били сверху вниз.
Благой терял сознание, когда увидел солдат эгроси, бросившихся за ним в атаку и убивающих гриизьи. Потом настало небытие.
Подвиг Благого-дио был прославлен краткой воинской церемонией. На восстановление после страшных ранений ушло около двух лет...
Но и после того, как он вернулся в но-Аделин, подземную столицу – уже как герой войны, – он не ощутил себя истинным эгроси. Внутри его продолжал жить все тот же Женька Кромлех – любопытный, упорный, внимательный, открытый всем чудесам мира. И ему не было места в этом странном мире.
Но ведь зачем-то он сюда попал?.. И ведь он читал послание из прошлого себе от самого себя. Из земного прошлого, из совершенно конкретного места и времени.