Четвертый крестовый поход
Шрифт:
Епископ Конрад Альберштадтский тоже привез прекрасное собрание святынь, включая частицы Креста господня и десятки мощей апостолов (главу Иакова, брата Христова) и многих других святых. С ним прибыло такое количество предметов, что Конрад был вынужден построить новый алтарь, чтобы разместить их все. Для украшения своей церкви он пожертвовал золото, серебро, пурпурные ткани и два прекрасных гобелена. [563]
Если добавить к этим описаниям рассказы Робера де Клари и рассмотреть, к примеру, сокровищницу церкви святого Марка в Венеции, можно представить себе размеры грабежа. Робер писал о фиале с кровью Христовой из церкви Богородицы Фаросской во дворце Буколеон, а также о терновом венце и ризе Девы Марии.
563
DВH, Sources, 261-3.
Разумеется,
564
Longnon, Les Compagnons de Vilhbanou'm, 179-80; Michelin Green Guide — Northern France and Paris Region, 351.
565
RC, 112.
С точки зрения Никиты, самой ужасной стороной разграбления Константинополя было отношение уроженцев Запада к горожанам. В ответ на любую попытку вступления в контакт с захватчиками выхватывался кинжал, и следовал удар ледяной стали. Людей, пытавшихся покинуть город, останавливали, а их багаж безжалостно разоряли. Крестоносцы были настолько охвачены стремлением к наживе, что казались недоступны голосу рассудка.
Агрессивность уроженцев Запада находила выход и в сексуальном насилии. Как веками случалось с разнообразными армиями, поругание женщин противоположной стороны служило одновременно физической разрядкой и демонстрацией победы. Не обращая внимания на вопли жертв и страдание отцов, мужей и братьев, крестоносцы насиловали женщин, молодых и старых, замужних и девиц. «Пощадили ли эти безумцы благочестивых матерей или молодых девиц, или тех, кто, избрав своим уделом девственность, посвятил себя Богу?» —вопрошал Никита. [566] Николай Месарит описывал, как крестоносцы «отрывают детей от матерей и матерей от детей, распутничают с целомудренными девами в святых храмах, не ведая страха ни перед Господом, ни перед людским отмщением». [567]
566
NC, 315.
567
Николай Мезарит в: Brand, Byzantium Confronts the West, 269.
Часть горожан была взята в плен, чтобы затем быть предложенной за выкуп. Люди пытались скрыться от крестоносцев. Кто-то искал убежища в церквях, но «не было места, где можно было бы скрыться, и не было приюта для тех, кто в слезах искал его». [568] В течение последующих нескольких дней оккупанты непреклонно и тщательно исследовали город, присваивая себе все ценное, как бы хорошо оно ни было спрятано.
Врываясь в дома, крестоносцы выкидывали их жителей или брали их в плен, занимая помещения. Виллардуэн мельком замечает: «Каждый селился, где хотел, недостатка в прекрасных постройках не было». [569] Интересно, что для Робера де Клари вопрос размещения оказался куда более проблемным. Будучи представителем высшего руководства крестового похода, Виллардуэн, вероятно, расположился в одном из богатых дворцов, которых было много в Константинополе. С точки зрения Робера, занимавшего в иерархии куда более скромное положение, руководство позаботилось лишь о собственных нуждах, предоставив бедным думать о себе. Робер заявляет, что лучшие дома были разделены
568
NC, 316.
569
GV, 92.
570
RC, 100-1.
Крестоносцы захватывали не только деньги, святыни, драгоценности и дома. Они расхаживали по улицам в великолепных нарядах. Головы лошадей украшали прекрасные вуали, шляпки в форме барабанов и белые кудрявые парики, модные у городских красоток. Повсюду празднование сопровождалось большим количеством алкоголя. Некая блудница, вернувшись из предшествующего сражению изгнания, расселась на патриаршем троне в Святой Софии, а затем, вскочив, начала петь и плясать вокруг священного алтаря, резвясь и забавляя публику.
Были разграблены константинопольские винные погреба. Желание выпить у уроженцев Запада было настолько сильным, что они не утруждали себя смешиванием вина с водой, как это обычно делалось. Песнопения и попойки продолжались день и ночь. Некоторые пожирали местные яства, остальные искали продукты, чтобы приготовить что-то более привычное. В огромных котлах варились куски бычьих туш, солонина кипятилась с бобами, все это сдабривалось чесночным соусом. Когда подходило время обеда, никто не обращал внимания на то, что в качестве столов, стульев или табуреток могли использоваться освященные предметы. [571]
571
NC, 327.
Никита Хониат сам стал жертвой крестоносцев. Из его рассказа можно почерпнуть яркое впечатление о чувствах человека, павшего жертвой грабежа. Часто говорится, что историю пишут победители. Это утверждение было особенно справедливо в средние века — так что, несмотря на вполне объяснимую предубежденность автора, труд Никиты является редким случаем взгляда побежденного. «В тот воистину проклятый день» (13 апреля) в его доме собралось множество друзей. Его основной особняк был уничтожен при пожаре в конце 1203 года, а другое жилье располагалось неподалеку от Святой Софии.
Когда крестоносцы начали приближаться, Никита с друзьями увидели, как они грабят людей, отнимая деньги и вещи, или убивают. Грекам пришлось пойти на хитрость. Среди друзей писателя был виноторговец из Венеции по имени Доминик, а также его жена. У него нашелся шлем, доспехи и оружие, которые он и надел, сделав вид, что занял дом для себя. Когда появились крестоносцы, чтобы завладеть домом, Доминик прогнал их, изрыгая проклятия на родном языке и заявляя, что и здание, и все, кто в нем находятся, принадлежат ему. В течение нескольких часов все новые воины пытались завладеть постройками, и Доминик уже с трудом оказывал им сопротивление. Когда наступило короткое затишье, он попросил Никиту с домочадцами покинуть дом, чтобы сохранить мужчин в живых, а женщин не обесчещенными.
Доминик проводил греков в дом другого венецианца, решившегося остаться в городе, несмотря на недавнюю напряженность. Они передохнули там недолго, предпочтя сопровождать Доминика, играя роль его пленников. Впрочем, слуги вскоре разошлись, чтобы самим позаботиться о себе.
Они покинули своего господина и его друзей, так что им пришлось взять на плечи детей, слишком маленьких, чтобы ходить, а хронисту пришлось нести на руках младенца.
Жена Никиты была беременна, что добавляло всем тревоги. В течение пяти дней этот гордый и образованный человек водил свою свиту вокруг Константинополя, прежде чем понял, что ситуация будет только ухудшаться. Крестоносцы продолжали грабить городские ценности и унижать людей. Никита решил бежать.
17 апреля он начал продвигаться в сторону Золотых Ворот — места многократных триумфальных возвращений императоров Византии в минувшие годы. Теперь оно стало местом исхода для беженцев, изгнанных из своих домов вторжением варваров. Двигаясь в сторону ворот, Никита со своими домочадцами не раз встречал уроженцев Запада, нагруженных добычей. Иногда крестоносцы останавливали их, чтобы проверить, не скрываются ли под грязными туниками дорогие одежды или нет ли у беглецов золота и серебра. Многие интересовались только деньгами, но некоторые рассматривали женщин, и Никита велел им измазать лицо грязью и передвигаться там, где больше всего народа, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Небольшая группа греков молила Господа о возможности благополучно выйти через Золотые Ворота.