Четвертый под подозрением
Шрифт:
Оба стали мелкими глотками пить виски.
Фрёлик почувствовал приятное тепло.
— Странно… Ты так часто цитируешь произведения художественной литературы.
Гунарстранна пожал плечами, поставил стакан и спросил:
— Ключ у тебя?
Фрёлик сунул руку в карман и протянул ему ключ. Они сидели в двух глубоких креслах, которые, наверное, были куплены году в семьдесят втором, когда в Норвегии проводился первый референдум о вступлении в ЕЭС. Гунарстранна внимательно рассмотрел ключ и сказал:
— Он от банковской ячейки.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что у меня есть точно такой же.
Гунарстранна
— Здесь нет ни названия банка, ни номера ячейки.
— Так оно обычно и бывает.
— Значит, нам придется выбирать из нескольких тысяч банков и нескольких сотен тысяч банковских ячеек! — не выдержал Фрёлик.
Гунарстранна кивнул:
— А никто и не обещал, что все будет просто.
— Но почему банки не помечают свои ключи?
Гунарстранна пожал плечами:
— Наверное, потому, что обзаведение банковской депозитной ячейкой — дело серьезное. Когда я много лет назад завел себе такую, мне выдали два ключа и сообщили, что дубликатов в банке нет. Если я хочу назначить доверенное лицо, которое может открыть мою ячейку, его имя следует внести в специальный журнал.
— Но какого черта прикажешь делать с ключом, если невозможно выяснить, какой банк его выпустил и какую ячейку он открывает?
Гунарстранна ухмыльнулся и спросил:
— Откуда у тебя ключ?
— Его оставила у меня она…
— Кто «она»?
— Элизабет.
— Точно?
— На сто процентов.
— Значит, ключ, скорее всего, принадлежал либо Элизабет Фаремо, либо кому-то из ее родных и друзей — например, брату, Юнни Фаремо. Возможно, они вместе взяли в аренду сейф в банке. Трудность в том, что централизованной базы арендаторов банковских ячеек не существует.
Фрёлик пил виски, а Гунарстранна размышлял вслух:
— Ты сказал, что нашел в Ашиме салон, где Элизабет Фаремо сделали татуировку?
Фрёлик кивнул.
— Ты это сам выяснил?
— Конечно.
— Почему ты решил отправиться на поиски именно туда, в Ашим?
— Потому что в окрестностях Ашима нашли труп Юнни Фаремо.
— Может быть, тебе небезынтересно будет узнать, что когда-то там жил Ильяз Зупак…
— Где?
— В Ашиме. — Насладившись изумлением Фрёлика, Гунарстранна продолжал: — Я покопался в прошлом Ильяза Зупака. Он учился в Ашимском вечернем колледже, получил специальность механика. В семидесятые годы прошлого века его отец работал на заводе резинотехнических изделий в Ашиме. Судя по всему, там жила целая колония иммигрантов из Югославии.
— Из Югославии?
— Они приехали к нам еще до смерти Тито и балканских войн. Тогда их всех называли югославами. Теперь они разделились на хорватов, боснийцев, сербов и черногорцев. Только самому Зупаку известно, откуда родом его родители. Они оба умерли. У него самого гражданство норвежское. Он проучился в вечернем колледже с восемьдесят девятого по девяносто первый год — посещал основной и продвинутый курсы. Так что по профессии он автомеханик. Когда ты его арестовал, он именно в этом качестве работал в авторемонтной мастерской.
Гунарстранна ткнул пальцем в ключ:
— Лично я взял в аренду ячейку в «Ден норшке банк НОР» в Грефсене. Как я и сказал, ключи очень похожи.
— Хочешь сказать, что нам имеет смысл поехать в Грефсен и попробовать открыть все тамошние ячейки?
Гунарстранна покачал головой:
— Фаремо
Оба погрузились в молчание. Фрёлик все держал ключ на вытянутой руке.
— Что ж, попробовать-то можно, — сказал он наконец.
— Но все нужно сделать официально.
— Это еще почему?
— Мне придется прикрываться делом, которое я веду. Я вызову на допрос Йима Ройнстада и Видара Балло в связи с вновь открывшимися обстоятельствами убийства Арнфинна Хаги, а также в связи со смертью Элизабет Фаремо. У меня сильное подозрение, что никто из них на допрос не явится. И вот, если они не придут, ничто не помешает мне… — Гунарстранна постучал по груди указательным пальцем, — явиться в ашимское отделение банка… — он наклонился вперед и выхватил у Фрёлика ключ, — вот с этим ключом! — Он сунул ключ в карман и подытожил: — С завтрашнего дня мы с тобой играем в одной команде. Утром жду тебя на работе.
Фрёлик задумался. Ему не очень понравилось развитие событий.
— А если ключ не подойдет? — спросил он.
— Тогда тебе будет чем заняться в следующие дни.
Фрёлик встал и протянул руку. Гунарстранна посмотрел на него снизу вверх:
— В чем дело?
— Отдавай ключ! Если хочешь официально, пусть все и будет официально. Верну тебе его завтра.
Выйдя от Гунарстранны, Фрёлик решил пройти от Бьёльсена до центра пешком. Он прошагал по тротуару мимо деревянных домов на Маридалвейен и повернул налево у старой мельницы на Акерсельва. В темное время суток мост над водопадом подсвечивался. Он миновал местную достопримечательность — так называемый Домик птичницы Ловисы — и пошел дальше по Грюнерлёкке. Нужно было подумать. Бесцеремонность Гунарстранны вызвала у него досаду. Зачем Гунарстранна выхватил у него ключ? Фрёлик думал о причинах своего раздражения. Может быть, у него просто врожденная аллергия на приказы? Ему велели отдать ключ и явиться на работу завтра, чисто выбритым и позавтракавшим, готовым с религиозным рвением подчиняться всем правилам и должностным инструкциям. Может быть, именно поэтому он так разозлился. А ведь раньше его отстранили отдела из-за того, что он близко знаком с фигуранткой. Возможно, он еще не готов возвращаться на работу. Ключ оттягивал брючный карман. Элизабет нарочно бросила его в миску на кухне. Теперь ключ принадлежит ему. И приказ Гунарстранны выходить на работу, играть в общем оркестре и безропотно повиноваться старшим вывел его из равновесия. Пожалуй, он еще не готов возвращаться. Еще нет. Пока нет.
Оглядевшись, Фрёлик заметил, что осень снова решила напомнить о своих правах. В сгустившемся тумане уличные фонари на Биркелунден окружала оранжевая аура. Какой-то местный житель в теплой куртке и пижамных штанах выгуливал собаку. Мимо медленно проехала темная машина. Фрёлик ускорил шаг, направляясь к станции метро «Грёнланн».
Без чего-то час он вскочил в последний поезд. Он по-прежнему толком не знал, выходить ему на работу или нет. Во-первых, если выходить, вставать придется совсем скоро, через несколько часов. А во-вторых, придется терпеть косые взгляды сослуживцев, перешептывание за спиной, невысказанные слова… Неужели он когда-нибудь сможет вернуться в привычную колею?