Четвертый разворот (сборник)
Шрифт:
— Радуешься!.. Как же, возлюбленный прикатил...
И придирался к каждой мелочи, надеясь, что жена не выдержит, ответит, и они поругаются. Но Лида молчала и только однажды, когда Федор сказал, что Сашку видели в магазине с какой-то женщиной, она зло бросила:
— Пошел к черту! Выродок!
И замерла, ожидая удара.
Но Федор посмотрел на нее пристально, склонил к плечу голову и вдруг спросил:
— А что, хочется увидеть?
И спросил-то по-доброму: у него даже голос изменился. Лида ничего не понимала, смотрела на мужа —
— Да, хочется! — выпалила она ему в лицо. — Ты попрекал бы меня всю жизнь, получил бы такое право! да?!
— Ну ладно, — сказал Федор не сразу. — Разговорилась... Первая любовь, чувства и... И все такое.
Тогда Лида не поняла, что Федор спрашивал ее о том, что было ему неведомо; она подумала, что дело не в ней и не в Сашке: Федору всегда был нужен кто-то, на ком бы он срывал свою злость. Каждый раз он доказывал себе, что люди вокруг него — хуже, хуже, чем он сам. Лиде стало страшно от этих мыслей, и подумалось, что жить вот так, без любви, в ругани придется долго-долго. Она едва не закричала от охватившей смертной тоски, прикрыла губы ладонью и уже не слышала Федора. В тот миг она, возможно, и решилась.
Но прошло еще много дней, прежде чем она встретилась с Сашкой. Произошло это весной, когда расцветали вишни и когда вечера стояли тихие и погожие. От своей решимости Лиде было немного страшно и, несмотря на теплынь вечера, довольно зябко. Пробираясь темными улицами, она думала о Сашке, о матери, которая, как видно, все поняла, о себе; мысли путались в голове, и получалось, что она ни о чем не думала, шла к дому Сашки, потому что не идти просто не могла, как и не могла жить по-прежнему — как жила до этого.
Встретившись, они стояли у забора, где их и приметила Маня-грех, а затем брели темными улицами. Оказались у ворот памятного обоим стадиона, заглянули туда и сидели на деревянных низеньких скамейках. Вокруг было тихо, хорошо. По-ночному особенно темнели высокие деревья около забора, отпечатывались на темном небе. Прямо перед ними чернела крытая трибуна, справа белела стена невысокого домика, а как раз над футбольным полем светила какая-то яркая синяя звезда. Сашка вспомнил, как они приходили сюда на уроки физкультуры, и сказал:
— В жизни бы не подумал, что окажусь тут ночью.
Лида промолчала; в эти минуты ей казалось, что не было у нее ни замужества, ни сына и встретились они с Сашкой так, как встречались раньше. Она и заговорила об этом, припомнив, как шли они однажды по липовой аллее, вечер был тихий, и под ногами шуршали листья.
— Помнишь, Саша?
Сашка не помнил, потому что они никогда не шли вдвоем по липовой аллее, но представил себе и листья, и осенний вечер, когда тянет с огородов дымом, а воздух кажется синим, и подумал, что прошло всего лишь несколько лет после школы.
— Не помнишь? — встревожилась Лида, вглядываясь ему в лицо. — Тогда осень была теплая-теплая...
— Конечно, помню, — ответил Сашка. — Я все помню, только
Он вздохнул шумно и обнял Лиду покрепче.
— Это только кажется, — сказала она так, будто раздумывала вслух. — Вот дура я была! Ждала, а чего? Ждала и...
Она едва не сказала: «И дождалась» — не договорила, потому что не хотелось, прижалась к Сашке и едва слышно прошептала:
— Сашка ты мой, Сашка...
Сказать «единственный» она не успела: Сашка запрокинул ей голову и поцеловал; она обхватила его за шею. Все отошло куда-то далеко, в темноту, и странной показалась мысль о том, что ведь это стадион с деревянными скамейками, где бывает так шумно днем.
Согревшись под полой Сашкиного пиджака, Лида думала о том, что если бы Сашка позвал ее, она забрала бы сына и пошла с ним куда угодно. Думалось об этом на удивление легко — впервые за столько лет ей было спокойно и хорошо, и жизнь показалась совсем другой; в мечтах забылось, что у Сашки есть жена и дети, и, вспомнив, она представила, как поселилась бы где-нибудь поблизости от Сашки и жила себе, не мешая ни ему, ни жене и только зная, что он рядом. Казалось, стоит только захотеть, как все это сбудется.
— Забери меня отсюда, — попросила она так, что Сашка невольно вздрогнул. — Забери, а?..
Сашка сжал ей плечи, посмотрел в глаза и просто сказал:
— Куда же я тебя заберу...
И стал тихо говорить, что и у него жизнь не сложилась, что живут они с женой тяжело и не мирно, и он давно бы ушел, но дети держат.
— Хотя, конечно, дети — это отговорка, — добавил он. — Край наступит, и они не помогут.
— Отчего у нас все так?
— А кто ж его знает... Не на тех женились.
Лида натянула сползавшую полу пиджака и тихонько вздохнула. Небо на востоке стало заметно светлеть, отчетливо обозначился высокий забор, деревья, и стало видно, что трибуны на той стороне совсем разломанные. Наступало утро, и надо было уходить, но расставаться не хотелось. Лида снова думала о себе, о Сашке, который уедет через неделю, и, наверное, надолго. Но до отъезда было так далеко, что он ничуть не пугал ее, да и Сашка сидел рядом, обнимал ее, согревал. И появилось еще что-то, что придавало ей уверенности; она задумалась об этом и поняла: жизнь ее сегодня изменилась — теперь Федор не то что не ударит, но даже слова плохого не посмеет сказать; да и уйдет она от него.
— Пора, — сказала она, вставая. — Не провожай меня, я побегу в ворота, а ты через забор, а?
— Как в детстве?
— Ага! — засмеялась Лида. — Не разучился?
— Что же теперь? — спросил Сашка, поднимаясь.
— А ничего, жди меня здесь вечером и ни о чем не думай.
Сашка помолчал, взглянул на светлеющий край неба:
— Побьет он тебя.
— Может, и побьет, — согласилась Лида весело. — Теперь хоть есть за что...
Она обняла Сашку, поцеловала и, вырвавшись, сразу же убежала, потому что становилось совсем светло.