Четвертый вектор триады
Шрифт:
— Да я секу, не боись, это я так, покипел малость… Но смыться из такой истории не мешало бы. Чую я, мы с тобой в этой игре вроде разменной монеты. Чуть что, от нас все откажутся — и тютьки, суши копыта! Может, нам наверх запроситься? Вроде на передовую, героев из себя покорчить, а там затеряться ненароком на времечко. Потом появимся после всего, соврем что-нито Шефу. Он, конечно, поорет, погромыхает и утихнет. И настанет у нас опять прежняя развеселая жизнь!
— Ты, Лупоглазый, после приступа страха начинаешь быстро соображать! Я эту мысль уже давно думаю! Уже и тельце себе новое заказал. Модель О-13.
— Как не помнить! А зычно мы тогда порезвились! Как щас перед глазами твоя чешуйчатая харя с клыками поперек губ. Орк в нашем положении — самое то. Бегает шустро — раз, прячется в скалах прехитро — два, жрет что попало — три, света не боится — четыре! Мне не додумался тельце заказать, а, прозорливец ты наш?
— С тебя магар, Лупоглазый! Заказал и тебе. Я воще-то без тебя наверху скучать начинаю. Дурь всякая в голову лезет. А ты под ухом болбочешь — и ладненько…
— Вот спасибочки, Струмчик! Всегда знал, что не кинешь кореша на произвол. Ты небось уже скумекал, как нам от наблюдения уйти? Ведь как только мы — наверх, так сюда к шару кого-нибудь из слухачки кинут. А то и сам Шеф сядет попялиться. Ему лямбда наша вроде Двора Зрелищ. Он небось и щас у себя в кабинете о нас думает. Слушай, а не может он нас слышать?
— Не! Спецсектор — вещь хитрая. Отсюда видно и слышно, а сюда — хрен! Иначе предсмертники нас уж точно засекли бы! Короче, сейчас галопом к Шефу! Кипим гневом, жаждем пометить и рвемся в бой!
Слог 15
ЛЕСНАЯ НИМФА
Лэйм
Северное Чернолесье
Утро
Туман невесомыми струями льнул к воде, пытаясь объясниться ей в своей вечной любви. Река в ответ молчала, с нежной улыбкой гладя его растрепанные космы. Она молчала о том, что любовные союзы между близкими родственниками невозможны, что нужно покориться судьбе и надеяться на почти невозможное стечение обстоятельств, когда любимые черты воплотятся в другом, далеком и совсем не родном человеке, которому суждено стать роднее, чем брат.
Виола сняла платье и, отбросив грустные мысли, осторожно спустилась к воде. Трава ласково щекотала кожу ног, пропитанный влагой воздух вливался в живот, растворяя тело, поднимая душу и гася грусть.
Привычный, но от этого ничуть не менее опьяняющий восторг разлился по коже, растекаясь по пояснице, бедрам и животу, покалывая пальцы, соски и губы. А потом вода приняла разгоряченное тело, лаская его прохладными ладонями, наполняя своей древней, могучей силой и еще более древней космической мудростью.
Встреча с рекой давно стала для Виолы необходимой. Неширокая и небыстрая, река плавно несла свои волны среди могучих дубов Чернолесья, даря душе покой и чистоту, а телу наслаждение и силу. Река любила Виолу.
Каждый раз, подходя к подвижному, живому зеркалу, девушка слышала ласковые образы, рождаемые большим и добрым существом, которое наполняло воду своей жизнью. Бабушка называла его Стихиалью Лесной Реки и радовалась, что Виола тоже слышит его. Бабушка говорила, что Стихиали заселили планету задолго до людей и что в Чернолесье их обитает не меньше двух десятков.
Кроме Лесной Реки Виоле удавалось услышать
Кроме них слышались иногда ворчливые мыслеобразы Лесной Почвы, жалующейся на обилие червячков и личинок, древесных корней и звериных нор. Виола знала, что за этими жалобами Стихиаль Недр прячет свою миллионолетнюю любовь. Работая в огороде, девушка часто надолго останавливалась, погрузив руки в рыхлую, теплую почву, пахнущую прошлым посевом и будущим урожаем.
Но жили в Чернолесье и другие. Обширная и недобрая Стихиаль Болот лелеяла гнилые трясины и вязкую, вонючую грязь. Она покровительствовала уркусам — существам в высшей степени неприятным и коварным, чья вечно грязная чешуйчатая кожа никогда не видела чистой воды, а покрытые болотной слизью души ничего не знали о Добре и Свете.
Суровый и отчужденный Дух Железной Гряды, отделяющей Чернолесье от Клеверной Пустоши, не вступал ни в какие разговоры, но мог неожиданно завалить своды пещеры или обрушить камнепад.
Были и другие, но их Виола не знала. Она лишь ощущала великое разнообразие Жизни, ее могучую и сладостную энергию, объединяющую Все и Вся в вечном круговороте Изменений.
Выходя из реки, девушка еще раз ополоснула лицо живительной влагой и всей кожей приняла приветствие Лесного Воздуха, который если и не был стихиалью, то все же, без сомнения, был дружелюбным и живым.
А потом Виола почувствовала взгляд.
Взгляд этот был пристальным и недобрым. И еще в этом взгляде постепенно проступала сытая и безудержная похоть. Поежившись, девушка подхватила платье и попятилась назад к реке. Кусты в десяти шагах затрещали, и на поляну ввалился высокий толстый мужчина в сапогах со шпорами и коротким охотничьим мечом у пояса.
— Ты куда?! — не тратя времени на приветствия и комплименты, гаркнул он. — А ну стой!
И сразу ринулся на Виолу умелым броском бывалого мародера.
Правда, до сих пор он, видимо, имел дело с другими жертвами.
В последний момент девушка скользнула под готовую схватить руку и, оказавшись за спиной мужчины, коротко пнула его пяткой в копчик. Не удержавшись на невысоком, но крутом берегу, охотник с громким всплеском рухнул в воду.
Одеваясь, Виола почувствовала, как Река вымывает из пришельца красную ярость и оранжевую страсть, вливая вместо них желтую деловитость и изумрудный юмор.
Мужчина, видимо сам удивленный своими эмоциями, грубо и раскатисто захохотал. Выбираясь на берег, он успел помянуть всех святых, а также егеря с его бочонком, из-за которого «проклятая девчонка» устроила ему купель. Остановившись перед Виолой, он подбоченился и выставил вперед обширное брюхо.
— Ну, девка, ты меня развеселила, — сказал он, но было видно, что веселье с каждой секундой улетучивается из его темной и грязной души.
«Максимум через минуту он примет свое естественное состояние», — уловила Виола чью-то мысль. Краем глаза она увидела чуть шевельнувшиеся кусты и поняла, что это Bay. С таким прикрытием бояться было решительно нечего. И Виола осталась на месте, откровенно разглядывая мокрого, покрытого ряской высокородного господина.