Четыре бездны. Книга 2
Шрифт:
– Нам шестерым, что ли? – опять оживилась Сидоровна.
– Тьфу ты! Вот же неугомонная! Гляди, выпорю я тебя когда-нибудь! – окончательно рассердился Цыпкин.
– Это смотря чем!.. – захохотала Сидоровна, а следом за ней опять залились смехом все девушки и позакрывали лица, в смущении, ладонями.
– Степаныч, ты послухай чё она мелет? – в растерянности развёл в стороны руки председатель сельсовета.
– Ну, Сидоровна, на этот раз ты точно напросилась на порку! – вскочил председатель колхоза и вытащил ремень из брюк.
– Всё, дядя Костя!
– А позвали мы вас вот зачем, – продолжил разговор председатель сельсовета. – Поедете на рытьё окопов. Военным срочно нужна помощь. Ясно?
– Ясно, – за всех ответила Надя.
– Раз ясно, тогда марш по домам за тёплой одеждой!
– Уж мы военным помогём! Ой, и помогём!.. – вынырнула из-за спин подруг Сидоровна. – Ноги еле волочить будут!
– Всё, доболталася! – взмахнул ремнём председатель колхоза и погнался за Сидоровной, но брюки его упали до колен и остановили погоню.
– Степаныч, ты-то по какому делу припёрся? – в неудовольствии посмотрел председатель сельсовета на голоштанного председателя колхоза. – Все карты мне спутал.
– Пришёл глянуть, отпустила ли мать нашу младшенькую.
– А может, Зину освободить от этого дела?.. Ей поменьше годков, чем другим?
– Поменьше. Но освобождать не надо. Как я потом людям в глаза буду глядеть? Ты же тоже не даёшь поблажки своей младшей сестре.
– Это верно. Да Клава и не согласилась бы. Она с подругами хоть на край света.
– И моя дочурка такая же. Нехай едет вместе со всеми на окопы.
Председатель сельского Совета колхоза «Красный Октябрь» действительно лично повёз девушек на двух санях, вместе со стариком Ерошкой, в станицу Чернышевскую* на рытьё окопов. В Чернышевской они расселили девушек с помощью тамошних властей в семьи станичников по принципу «в тесноте, да не в обиде», сдали списки работниц в особый отдел и в тот же день уехали обратно.
Аналогичным способом расселяли девушек из других сельсоветов, сплошным потоком прибывавших на берега Чира.
Вечером того холодного и вьюжного январского дня в домах чернышевцев было как никогда шумно. Девчонки сильно промёрзли в долгой зимней дороге, но взбудораженные новым, небывалым в их жизни событием, без умолку щебетали и по любому поводу безудержно хохотали. Угомонились они только далеко за полночь. А вскорости их всех разбудили люди в штатском, но с оружием в руках, произвели перекличку и строем повели к Чиру, на высоченные крутые холмы.
– Тут немцы ни за что на свете не пройдут! – крикнула Клава Цыпкина, первой выбравшаяся по заснеженному обрывистому склону на верх высотки.
– Это точно! Тут им не пройти! – согласилась с ней Надя Барбашова, закрывая варежкой лицо от позёмки.
– Да кто его знает?.. – засомневалась Варя Коновалова. – Танков у них, люди говорят, тьма-тьмущая!
– Я хоть танков своими глазами и не видала, но точно знаю! Не проехать им по таким кручам! Тут сам чёрт ноги
– Так у них же не только танки. Они и с пушек стреляют, и с самолётов бомбы агромадные кидают, – возразила Сидоровна.
– Девки, гляньте, в траншеях какие-то люди работают! – воскликнула Зина Некрасова, самая младшая и озорная из всех девушек – совсем ещё девчонка-подросток.
– Солдаты вроде, – сказала Таня Фатеева.
– Танёк, ты у нас самая глазастая. Получше вглядись, – попросила Надя.
Таня на самом деле была дальнозоркой. Она выпрямилась в струнку, надвинула на лоб платок из овечьей шерсти, связанный собственными руками, прикрыла глаза ладошками и стала отрывисто говорить, задыхаясь от ветра:
– Точно. Солдаты. В шинелях. В руках кирки. Оружия не видно.
– Может, наши там есть? Давай узнаем! – бегом бросилась к окопам Зина и увлекла за собой подруг, а навстречу со свистом неслись завихрённые потоки снега вперемешку с землёй, сметённые рваными порывами ветра с брустверов только что выкопанных окопов, и чуть ли не валили их с ног.
Землекопы действительно были в солдатской, изрядно потрёпанной форме, но без погон и других каких бы то ни было знаков отличия. Рядом с каждым из них в снегу торчали деревянные таблички, на которых были записаны фамилии и норма выработки. Заледенелая земля болезненно стонала под ударами их кирок и ломов, но крошилась с трудом. По замедленной манере разговора и расчётливым, бережливым движениям было видно, что люди сильно истощены, а многие даже смертельно больны.
– Вы, девчонки, к нам близко не подходите. Беды себе наживёте, – сказал, по-волжски окая, бородатый землекоп. – А вот еды принесите, коли сможете. Нас тут совсем плохо кормят. По сто грамм чёрного хлеба на сутки выдают, да и те могут за невыполнение нормы наполовину урезать. Только несите что самим не годится. Подпорченное. Если конвоиры отберут, не так жалко. А пронесёте, мы всё съедим – нам не до жиру. Мы тут все еле живые.
На следующий день сердобольные девчонки собрали что могли – недоеденный чёрствый кусочек хлеба, подопревшую сваренную в мундирах картошину, подмерзшую лучину или подсохшую головку чеснока и, завязав всё это в носовые платочки, понесли штрафникам. На подступах к окопам их остановил офицер НКВД* и попытался вернуть назад. Но девушки, не понимая сложности ситуации, начали возмущаться.
– Вы что-о?.. Изменников Родины поддерживаете? Стервы! – зло прорычал решительно настроенный офицер и вырвал из кобуры пистолет. – А ну назад!
– Это ты на свою жену будешь так орать! А на меня только попробуй ещё раз, так двину, что искры из глаз посыпятся! – смело огрызнулась Сидоровна, достала из-за пазухи узелок с продуктами и бросила через голову офицера в окоп.
Остальные девушки тоже стали доставать узелки из-за пазухи и кидать через голову офицера. Штрафники тотчас кинулись к узелкам, стали разрывать их зубами и есть картошку в мундире и луковицы прямо с кожурой.