Четыре друга эпохи. Мемуары на фоне столетия
Шрифт:
Часть третья. Лица советской эпохи
Человек, а не легенда. Герой Советского Союза летчик Алексей Маресьев
Когда в мае 2001 года мне предложили сделать интервью с Алексеем Маресьевым, я удивился. Тому, что знаменитый летчик все еще жив.
О подвиге Героя Советского Союза, который во время Великой Отечественной, несмотря на ампутацию обеих ног, все-таки сел за штурвал самолета, я услышал еще в школе. Раньше историю
Маресьев был таким же героем, как, скажем, Зоя Космодемьянская и Александр Матросов. О его подвиге даже оперу написали, в одной из картин которой певец, исполнявший партию хирурга, выводил со сцены: «Отрежем, отрежем Маресьеву ногу».
Разумеется, самому Алексею Петровичу о своем удивлении не сказал. Но он все равно догадался. «Все почему-то думают, что я уже умер. Одна газета даже на обложке написала: „Маресьев все еще жив!” И видите, я действительно жив», — с этих слов и начался наш разговор.
Летчик с улыбкой поведал мне, как однажды в кабинет директора его Фонда пришел мужчина и, увидев на стене портрет Маресьева, тяжело вздохнул. Мол, хороший был человек, царствие ему небесное. Директор от удивления подпрыгнул на своем месте: «Как это „был”, если он только что по телефону звонил?» В ответ посетитель не растерялся: «Жив? Ну тогда дай Бог ему здоровья!»
Встреча наша состоялась в квартире Алексея Петровича, в доме на Тверской, фасад которого украшает множество мемориальных досок. Я почему-то думал, что квартиры в этом доме такие огромные, что в них можно заблудиться. Оказалось — совсем нет. По крайней мере, Маресьев жил в довольно скромной квартире с длинным узким коридором, по которому он ходил, упираясь в стены руками.
Первым делом Маресьев попросил домашних принести его пиджак со звездой Героя Советского Союза на лацкане, надел его и только потом заговорил.
— Мне категорически не нравится, когда на меня начинают навешивать всевозможные титулы: «легендарный», «прославленный» и так далее. Поймите, я — человек, а не легенда! В том, что я сделал, нет ничего необыкновенного. И то, что меня превратили в легенду, меня очень расстраивает.
Конечно, все началось после книги Полевого. Я на самом деле не имел ни малейшего понятия о том, что он напишет. Когда повесть напечатали, мне подарили один экземпляр.
Но я его так и не прочитал. Несколько раз пытался, но все как-то.
В принципе Полевой все написал правильно. Придумал, правда, роман, который у меня якобы был с девушкой Ольгой. Хотя созданный им образ советской девушки мне нравится.
Что же касается моего собственного образа, то его оценить трудно. Автор ведь и фамилию героя изменил. Знаете почему? Подстраховался. А вдруг бы я запил или хулиганить начал? Тогда бы книжку запретили. Атак о тех восемнадцати днях,
Я сегодня о них не вспоминаю. Я вообще не вспоминаю то время. Но если вы хотите что-то спросить, не стесняйтесь.
— Что вам тогда помогло выжить и не сдаться?
— Желание жить. Желание выбраться к своим. А у меня ведь даже компаса не было. Я и сегодня просыпаюсь утром и обязательно смотрю, где встает солнце. Так, думаю, на востоке, все правильно. А тогда у меня в течение десяти дней была галлюцинация зрения.
Смотрел вперед и вдруг видел границу аэродрома, которая через несколько секунд исчезала. Потом смотрю — девушка с коромыслом идет. Через мгновение и она растворялась в пространстве. Самым большим лакомством был березовый сок.
Я хотел и само дерево погрызть, но куда там, сил не было. Врачи потом сказали, что все это происходило из-за того, что я ударился головой.
Когда боли начали проходить, я увидел свежие опилки.
И уже стал соображать: раз опилки, значит, люди должны за дровами прийти. Вырыл в снегу яму, обложил еловым лапником и стал ждать. Так и прошли эти восемнадцать дней.
Знаете, я об одном жалею: что не посетил те места еще раз. Успокаиваю себя тем, что часто виделся с ребятами, которые меня спасли.
Вообще, время очень быстро прошло. Мне вот 85 на днях исполняется. А я, честно говоря, их совсем не ощущаю.
И когда мне говорят: «Как хорошо вы выглядите, лет на шестьдесят», — поначалу радуюсь. А потом думаю: ну ладно, выгляжу я хорошо. А печенка, селезенка, сердце? Им-то уже 85.
Алексей Петрович неожиданно замолчал, прислушиваясь к чему-то. Потом вдруг резко поднял руку, словно желая от чего-то отмахнуться, и, будто отвечая на какие-то свои мысли, произнес: «А-а-а, ладно!»
— В общем, на первом месте в жизни — это здоровье, — продолжил он разговор. — А на второе я бы поставил честное отношение к труду. Имейте это в виду.
Самолет Маресьева в марте 1942-го сбили фашисты, и в течение восемнадцати суток раненый летчик полз к своим. Но звание Героя он получил не благодаря сделавшей его знаменитым книге, а гораздо раньше. Да и саму «Повесть.» напечатали только после войны. Опасались, что немцы могут решить, будто в Советской армии плохи дела. Раз уже и инвалидов посылают воевать.
Сам Алексей Петрович о появлении книги узнал случайно — услышал отрывки из нее по радио.
А летать Маресьев хотел с детства. «Трое братье у меня старших, — рассказывает он. — Так вот они — умные. А я, младший, в летчики пошел».
Причем случилось это, как часто бывает, не благодаря, а вопреки. Мальчишкой он часто болел малярией, к тому же страдал от болей в суставах.
Понятно, что с таким здоровьем ни о каком летном училище не могло быть и речи. Будущего героя отправили строить Комсомольск-на-Амуре.