Четыре друга эпохи. Мемуары на фоне столетия

Оболенский Игорь Викторович

Все замерли. А Сталин рассмеялся:

— Ты совсем не изменился, — и пригласил деда к своему столу.

Когда было поднято несколько тостов, Сталин обратился к деду с предложением:

— Проси чего хочешь!

— Подари мне трубку, которую сейчас куришь.

Вождь опять улыбнулся. И со словами: «А ты и правда все такой же» — положил трубку в чехол и протянул деду.

Все это и сейчас хранится у меня дома. Чуть рваный чехол, который таким и был у Сталина, и трубка, которая потом долгие годы сохраняла аромат сталинского табака.

Незадолго

до смерти деда положили в кремлевскую больницу. В один из дней ему принесли письмо Сталина. На грузинском языке тот писал: «Мне сказали, что вы больны, — это плохо. Но говорят, что должны поправиться, — это хорошо. Живите тысячу лет, ваш Сосо». Годы спустя это письмо очень поможет нашей семье.

Деда не стало в 1939 году. Его место в ансамбле занял мой отец Давид, который был не только замечательным певцом, но и очень хорошим руководителем. Я храню большую фотографию, на которой запечатлен весь коллектив под руководством Давида Кавсадзе.

На первом плане — отец и тогдашний председатель комитета по культуре Грузии. Только отец стоит на несколько сантиметров впереди него.

Подобная вольность стоила отцу жизни.

Когда началась война, все танцоры и певцы ансамбля Кавсадзе получили бронь. Не было ее только. у руководителя, моего отца. И его призвали на фронт.

Потом выяснилось, что бронь на него конечно же была. Вот только по каким-то причинам ее не смогли вовремя обнаружить. Понятно, что таким образом председатель комитета по культуре отомстил отцу.

В 1942 году под Керчью было страшное сражение. Очевидцы рассказывали, что даже море горело. Причем в буквальном смысле — разлилась нефть, и все вокруг полыхало.

Отец принял участие в той битве. Она напоминала Гражданскую войну, так как на стороне немцев воевали грузины, вступившие в ряды отряда «Белый Георгий», которым обещали, что после победы Гитлера Грузии будет возвращена независимость.

К нам в Тбилиси пришла похоронка. Целый год мама получала дополнительную пенсию. А потом оказалось, что отец жив.

На самом деле он попал в плен. Немцы тогда предложили всем пленным грузинам:

«Если у вас за границей есть родственники или знакомые, пусть они напишут нам, и мы вас освободим». Фашисты настолько были уверены в своей скорой победе, что иногда совершали такие вот неожиданные поступки.

У отца родственников за границей не было. Но друзья были — те, кто покинул Грузию в 1921 году после того, как страна потеряла свою независимость и стала одной из советских республик.

Имя Давида Кавсадзе знали за границей, и кто-то написал письмо, что готов взять отца к себе. И его не только освободили, но и предложили создать из пленных такой же ансамбль, каким отец руководил в Грузии.

Он ходил по лагерям смерти и искал грузин. Заходил в барак, обитатели которого вот-вот должны были отправиться в газовую камеру, и по-грузински говорил:

— Если среди вас есть грузины, выходите.

И порою слышал в ответ:

— Я армянин из Авлабара. (Это район Тбилиси.)

— А я азербайджанец

из Кахетии! (Это регион в Грузии.)

— Я еврей из Кутаиси.

— Я русский из Сололаки.

И всем им отец говорил:

— Выходи.

Когда какой-то немецкий офицер выразил неудовольствие, зачем отцу так много народа, папа ответил: «Сначала надо собрать людей, а потом уже решим — кто способный, а кто — нет». И если из пленных кто-то действительно не мог петь, отец помогал ему подлечиться и бежать.

Когда я уже стал актером и приехал на гастроли в Австралию, ко мне подошел один человек.

— Вы ведь сын Давида Кавсадзе? Ваш отец спас мне жизнь.

Он пригласил меня в гости и за накрытым столом поведал историю своего спасения.

— Я вышел из строя, но честно признался, что петь не умею. И ваш отец сказал, чтобы я не переживал, а поправлялся и бежал при первой возможности. Так я в итоге и оказался в Австралии.

Одним словом, отец создал ансамбль. Их одели в грузинские национальные костюмы и позволяли устраивать концерты. А нам сообщили, что наш отец не пал смертью храбрых, а попал в плен.

А это означает, что он — изменник Родины и никакая пенсия нам не полагается. Мало того, маму обязали вернуть те деньги, которые она успела получить за то время, пока отец считался погибшим.

Я хорошо помню, мне тогда было семь лет, как мама из своей и без того скудной зарплаты возвращала деньги. Мы едва могли сводить концы с концами.

Но все равно мы были счастливы — наш отец был жив.

Однажды ночью в дверь кто-то постучал. Мама открыла, но никого не увидела. Лишь на полу перед квартирой белел маленький лист бумаги. Оказалось, это была фотография, на которой был изображен отец и его новый коллектив.

Окончание войны в 1945 году отец встретил в Париже, где его ансамбль пользовался большим успехом. Их уже собирались отправить на гастроли в Америку, как к отцу явился какой-то человек и принялся убеждать его вернуться в Советский Союз. Там, мол, его давно простили, и он сможет соединиться со своей семьей и трудиться на благо родины. И отец поверил этим обещаниям.

Приехав в Москву, он первым делом отправился к своему другу, режиссеру Михаилу Чиаурели.

Тот попытался убедить отца не ездить в Тбилиси. Один из любимцев Сталина, Чиаурели знал, что в Грузии отца обязательно арестуют. Но прямо сказать об этом он не мог. Равно как и уговорить отца остаться в Москве.

А случись это, вся его жизнь могла бы сложиться иначе. Чиаурели мог бы взять его на одну из встреч с вождем и там представить, как сына того самого Сандро Кавсадзе, которого так любил Сталин. После этого отца бы никто пальцем тронуть не посмел.

Но все произошло именно так, как произошло.

Из Москвы папа позвонил нам: «Встречайте, поезд такой-то, вагон такой-то». В назначенный день мы примчались на вокзал, но отца в вагоне не было. Как потом оказалось, его арестовали в Сочи. А мы смогли увидеть его уже только в КГБ, когда нам позволили свидание.