Четыре года в Сибири

Крегер Теодор

В другой хижине я нашел восемь трапперов и крестьян. Они все были мертвы, хотя у них было еще достаточное количество припасов. Что могло быть причиной их смерти?

Эта хижина и запасы умерших стали моим спасением. Я был уже на обратном пути, когда обнаружил на горизонте приближающуюся пургу. Я побежал так быстро, как я только мог, назад к хижине, срубил второпях несколько веток, и едва я успел зажечь угасший огонь, как разразилась буря.

Я не знаю, как долго бушевала снаружи пурга, так как каждый раз, когда

я выходил на несколько шагов в плотно примыкающий к хижине лес, чтобы принести новые дрова, вокруг меня постоянно была ночь. Снегопад был подавляюще сильным.

Страх за маленького Вендта постепенно перерос в жгучее беспокойству.

На обратном пути я обнаружил в метели, которая гигантски поднималась над белой, широкой пустотой, одинокую фигуру в замерзшей шубе. Она махала мне рукой, подбежала ко мне. Это был один из товарищей, из самой ближней снежной хижины.

– Товарищ Крёгер! Ради Бога, у вас есть еще спички?... Наш огонь потух...

После длительного копания я достал коробку, в ней было двадцать две спички. Я отдал шесть из них.

Двое мужчины смотрели друг на друга, и в их глазах отчетливо можно было заметить сдержанное мужество, в сочетании с радостью обладать этим мужеством. Вокруг них повсюду был только снег, снег, далекая, белая поверхность, под снежным покровом едва ли видимый лес.

– У вас есть припасы?...

– ... А у вас?...

– У нас есть мужество, а это больше, чем припасы!

Из далекой, далекой дали мы еще долго машем друг другу.

Входная дверь моего дома была прислонена, и так я попал в мою квартиру. Все в ней было в беспорядке. На полу лежал маленький Вендт. Он был мертв... Кто-то насильственно его лишил его скудных запасов.

Большой друг тоже бросил его на произвол судьбы; пурга продолжилась слишком долго.

И огонь у меня тоже погас...

Пурга и снеговые массы выдавили окно, и мороз все больше проникал в помещения. Теперь он охватывал и меня. Не наступит ли теперь моя очередь, как у столь многих, многих моих товарищей? «Кто же из них все еще жив, сколько их, и где они живут?»

Я закрыл окно одеялами и шкурами. Я достаю коробку со спичками. В ней всего шестнадцать спичек.

А если у меня больше останется ни одной, то что тогда...?

Я едва ли могу защищаться. Собственно, я тоже хочу продолжать жить, я тоже не хочу сдаваться без борьбы, но, все же... я больше не могу... я устал.

Ночь сменяется утром. Солнце всходит...

Кто-то стучит в мою дверь. С трудом я открываю ее.

– Я принес вам кое-что поесть, товарищ Крёгер.

Как странно звучат эти слова. Они вызывают во мне воспоминание, что меня действительно именно так зовут.

Дайош Михали стоит передо мной. В бесформенных рукавицах он держит маленькую кастрюльку, которая почти не видна за ними.

Но это и должно было быть так, маленькая кастрюлька, огромные, замороженные

рукавицы – кто-то мог бы увидеть это, отобрать у него эту ценность. Он приносит мне еду, странно. Неужели у него самого еды больше, чем достаточно?

Но разве другому что-то отдают только из изобилия?

Венгр ставит маленькую кастрюльку на огонь, иногда поворачивает ее. Он говорит ко мне, но я едва могу его понять. Я только вижу, как на его черной бороде постепенно исчезают ледяные сосульки, вода капает, его прекрасные руки скрипача осторожно крутят туда-сюда маленькую кастрюльку перед огнем.

– Это женское молоко, грудное молоко... женщина кормит меня... Ее ребенок, наш ребенок, умер уже давно... теперь я – ее ребенок... Я никогда в жизни больше не смогу смеяться... Я никогда больше не смогу играть... никогда, никогда больше...

Теперь он ежедневно приходит ко мне, и я жду его с очень боязливым нетерпением. Я проглатываю это молоко. Мое питание на весь день.

А потом он приходит с пустыми руками.

Женщина тоже мертва.

Что теперь?... Мы остаемся вместе...

– Товарищ Крёгер!

Кто-то трясет меня. От жуткого страха я вскакиваю. Неужели меня хотят вынести еще живым?

– Есть у вас спички... огонь... где-то...?!

Передо мной стоят четыре огромные фигуры. Их тулупы из собачьих шкур замерзли, брови, ресницы, бороды, рукавицы. У них армейские винтовки и лопаты. Глаза мрачные, и они не знают опасений. Им прекрасно знаком ужас вокруг нас.

– Мы откопали вас из снега, хотели увидеть, живы ли вы еще, есть ли у вас огонь... У нас больше нет огня, всюду потух. И в «родном углу» тоже. Все замело.

С этого дня мы вместе идем на охоту и делим нашу добычу. Наш огонь тоже больше не гаснет с этого дня, хотя коробка со спичками уже давно пуста. Иногда драгоценный жар висел только лишь на искорке. Поэтому один из нас всегда остается дома.

Теперь остались только лишь пять групп, и в каждой примерно по двадцать человек. Каждая группа ведет свой собственный бюджет, каждая по-своему охотится. Мы вместе преодолели самих себя и откопали от снега все лавки. Владельцы их уже давно засыпаны в своих избах. Мы нашли много великолепных вещей, среди прочего две бочки со смолой. Теперь мы ищем по избам с факелами, а не в полной темноте, как раньше.

– Господин Крёгер, я освободил термометр от снега, теперь мы можем ежедневно видеть все перепады температуры. Это будет нас радовать и придаст нам новое мужество.

И в действительности, спиртовой столбик медленно поднимался.

Но спустя несколько дней бушевала новая пурга. Ее мощь была гигантской.

– Это фальсификация, господа! Мошенничество, эта погода! Весна будет! Теперь мы постепенно ориентируемся в Сибири! – говорили мы сами себе.

Шторм прошел, за ним последовала теплая погода.