Четыре королевы
Шрифт:
Бароны взвыли и потребовали освобождения Генриха Альмейна. Его арест подстегнул мятежников, они одержали новые победы, что, в свою очередь, увеличило приток к ним свежих сил. Ричард, в отчаянной тревоге за любимого сына, умолил брата отпустить его и примириться с мятежниками. Король, запертый в Тауэре, в смятении и нерешительности, не устоял. 4 июля 1263 года он направил к Симону делегацию, соглашаясь на все его требования. 10 июля он освободил Генриха Альмейна и послал Эдмунду приказ сдать замок в Дувре мятежникам.
Элеонора пришла в ярость. Сдаваться, когда Эдуард держит Виндзор? Лишиться Дувра без борьбы? «Король, опасаясь, что его зажмут в Тауэре силы
Она добралась до Лондонского моста, но тут ее заметили пешеходы. В Лондоне было неспокойно. Со дня на день ожидали прихода Симона де Монфора с войском, и горожане, хотя и подтвердили свое намерение следовать Оксфордским провизиям, не были уверены, что приспешники Симона не попытаются все-таки наказать их за то, что они поначалу поддерживали дело короны. Слухи о том, что королева пытается убежать, возбудили их. Ведь именно Элеонору все считали зачинщицей противостояния с реформаторами — а значит, по мнению лондонцев, она и была ответственна за надвигающуюся беду. «Толпа городской черни собралась намосту, под которым ей предстояло проплыть», — сообщает хронист. Враждебно настроенные горожане «осыпали ее оскорблениями и проклятиями, а когда она приблизилась, стали швырять комья грязи и камни в ее ладью».Лодка была маленькая и не могла бы выдержать длительную атаку; было ясно, что пройти под мостом королева и ее спутники смогут лишь с большим риском. Элеонора вдруг поняла, что попала в ловушку, и их жизни подвергаются реальной опасности.
Ее спас мэр Лондона, который, независимо от политических взглядов, инстинктивно понимал, что негоже стоять сложа руки и смотреть, как толпа расправляется с королевой Англии. Рассказывают, будто Элеонора пыталась возвратиться в Тауэр, и Генрих отказался ее впустить, но это представляется маловероятным. В любом случае мэр проводил королеву и ее спутников к епископу Лондонскому, который гарантировал ей безопасность и предоставил собственное жилье. Именно там находилась Элеонора, когда Симон де Монфор меньше чем через неделю триумфально вступил в город и захватил власть над Англией.
Так как Генрих публично признал все условия мятежников, реформаторы позволили королю и королеве беспрепятственно удалиться в Вестминстер. Но их мучения только начались. Баронский совет был восстановлен с большой помпой и начал издавать приказы. Один из людей Симона был назначен хранителем большой печати Генриха и пользовался ею от имени короля. Так, 20 июля большой печатью скрепили указ, разъяривший беспомощных короля и королеву: всем рыцарям, обязанным службой Генриху, предписывалось собраться первого августа, чтобы атаковать замок в Виндзоре. Поскольку Виндзор все еще находился в руках Эдуарда, наличие печати на документе означало, ни больше ни меньше, что король приказывает напасть на собственного сына. Эдуард вскипел, но ему ничего не оставалось, как сдать крепость и отпустить иностранных рыцарей, которых бароны отконвоировали на побережье. Унижение, пережитое в те дни Эдуардом и его матерью, лишило графа Лестера всяких шансов на то, что кто-нибудь из членов королевской
Когда Мэнсел и другие беглецы высадились во Франции, Людовик и Маргарита с ужасом выслушали их рассказы о пережитом; когда же за ними последовало известие о том, как обошлись с Элеонорой на Лондонском мосту, они решили помочь загнанным в угол родственникам. Первым делом следовало вызволить супругов из рук преследователей. Людовик и Генрих, поддерживавшие тайную переписку, устроили это весьма ловко. Согласно Парижскому договору, Генрих держал Гасконь как фьеф от французского короля, и потому Людовик попросту приказал ему, как своему вассалу, прибыть в Булонь 23 сентября 1262 года, в сопровождении семьи и некоторых баронов.
Симон де Монфор не мог себе позволить проигнорировать вызов Людовика. Если они с Генрихом не появились бы в Булони в назначенный срок, Людовик мог счесть необходимым ради защиты чести своего вассала-короля собрать армию и вторгнуться в Англию. Но кроме того, кажется, что Симон, чья вера в собственные способности никогда не угасала, рассчитывал убедить Людовика и Маргариту в законности своих действий — как-никак, те были его близкими друзьями, сочувствовали графу и его жене и многократно помогали в прошлом. Поэтому и он, и другие реформаторы согласились отпустить Генриха и Элеонору во Францию в обществе представителей баронства во главе с самим Симоном. Они поставили единственное условие: Генрих, Элеонора, Эдуард и Эдмунд должны возвратиться к началу октябрьской сессии парламента.
Мы не знаем точно, как представлял себе Симон встречу в Булони, но она точно прошла не по его замыслам. Граф столкнулся с разгневанными родичами: в первом ряду выступали Маргарита, Элеонора и Беатрис Савойская. Против Симона и двух церковников, которых он взял с собой для моральной поддержки, выступили также дядюшка Пьер, дядюшка Бонифаций и Джон Мэнсел. Делу Симона отнюдь не пошло на пользу, когда Джон Мэнсел указал, что вся его собственность, отобранная реформаторами, перешла к одному из четырех сыновей графа Лестера.
Хотя Элеонора на этих встречах дала полную волю чувствам и с удовлетворением убедилась что мать, сестра и дядья встали на ее защиту, она заметила, что красноречие Симона де Монфора оказало определенный эффект на Людовика и кое-кого из французских дворян. Она была достаточно умна и понимала, что опасность еще далеко не позади. Они пообещали возвратиться в Англию к октябрьскому парламенту — то есть у них было всего несколько недель, чтобы справиться со своими делами в Булони. Этого времени не хватало на то, чтобы собрать отряд иностранных наемников для сопровождения короля в Лондон, как в прошлый раз.
Элеонора обратилась к Маргарите за помощью, и королева французская написала брату Людовика Альфонсу де Пуатье, спрашивая, не может ли он что-то сделать. Возможно, у него есть корабли (подразумевалось — и люди), которые Генрих и Элеонора могли бы нанять примерно в середине октября? Альфонс, явно не желавший ввязываться в семейную свару, ответил — извините, ничего такого нет. Тогда две королевы посоветовались и решили, что не стоит возвращаться в Англию всей семьей. Соответственно, когда Генрих и Эдуард отбыли на октябрьское заседание парламента, Элеонора и Эдмунд остались во Франции, чтобы поддержать сочувствие к Генриху при французском дворе — и, самое главное, собрать войско для вторжения в Англию. К этому моменту Элеоноре уже было наплевать на то, что она пообещала баронам. Королева Англии не намеревалась позволить графу Лестеру выпросить мир или спастись при помощи краснобайства от наказания, которое тот заслужил, оскорбив ее саму и ее семью.