Четыре королевы
Шрифт:
Для королевы не было иного решения, иного возмещения за несчастья короны, кроме вооруженной борьбы.
Похоже, что Генрих, убежденный Эдуардом, наконец согласился с нею. Сочувствие к пострадавшему королю во Франции в сочетании со всеобщим осуждением поступков Симона укрепило его дух, и он возвратился в Англию, готовый сражаться за свои права. Когда стало ясно, что бароны, собравшиеся на октябрьский парламент, не спешат восстанавливать королевские прерогативы, Генрих отреагировал, удалившись вместе с Эдуардом в Виндзорский замок. Там к ним присоединилась группа вооруженных сторонников.
Это проявление скрытого сочувствия к Эдуарду и королю явно заставило Симона де Монфора приостановиться. Граф и мятежные бароны все еще удерживали Лондон, но пока Симон завлек только молодых, нестойких магнатов;
Наследный принц был во всех отношениях привлекательным молодым человеком, обладал волей к победе и обаянием, и к началу октябрьской сессии парламента он достиг понимания с частью баронов Уэльса (правда, не с Ллевелином). Эдуард также поработал над другом своего детства, Генрихом Альмейном; сын Ричарда вдруг припомнил, как когда-то любил своего кузена — и перешел на его сторону. Меру горечи, с какой Симон воспринял эту измену, можно определить по его ответу на уверения Генриха Альмейна, что, несмотря на смену настроения, он никогда «не поднимет оружия» против графа. «Милорд Генрих, — отпарировал Симон, — я почитал не ваше оружие, но то постоянство, которое надеялся обрести в вас. Уходите и забирайте свое оружие. Оно меня не страшит».
Но, видимо, его все-таки что-то страшило, поскольку в ноябре 1263 года граф неожиданно сдался на уговоры и согласился вынести свои разногласия с Генрихом III еще один, последний раз на суд Людовика. Он даже поклялся подчиниться постановлению короля французского, каким бы оно ни было. Письма, содержащие это известие, были подписаны представителями всех основных партий и отправлены с гонцом во Францию. Обе стороны пользовались одними и теми же выражениями:
«Знайте, что мы официально вверяем в руки государя Людовика, преславного короля французского, наше дело касательно провизий, ордонансов, статутов и всех прочих принятых в Оксфорде обязательств, и всех раздоров и разногласий нынешних и прошлых, вплоть до дня праздника Всех Святых [1 ноября 1263 года], с баронами нашей державы и их с нами [версия Генриха], с нашим господином преславным королем Англии и его с нами [версия баронов], по поводу вышеуказанных провизий, ордонансов, статутов и всех прочих принятых в Оксфорде обязательств».
Людовик согласился стать третейским судьей, и в течение следующих двух месяцев, пока воюющие стороны ждали известий из Франции, королевство Англия застыло в странном, тревожном состоянии то ли шаткого мира, то ли замершей войны.
Лишь 23 января 1264 года Людовик наконец принял решение. Оно было обнародовано в Амьене [110] , в присутствии Генриха и Элеоноры; Симона де Монфора не было — он сломал ногу, упав с лошади, и приехать не мог. Людовик постановил:
110
Амьен — город в северной Франции, в 120 км от Парижа, в долине реки Соммы, столица провинции Пикардия. Название самого города происходит от одного из важнейших галльских племен — амбианов. Считается, что именно у ворот Амьена поделился своим плащом с нищим святой Мартин. В Амьене расположен собор Богоматери, самый высокий (42,3 м) и большой (около 200 000 м 2) готический собор Франции. (Прим. перев.).
«Во имя Отца, и Сына, и Святого духа, нашею властью повелеваем отменить и лишить силы все провизии, ордонансы и обязательства, как бы они иначе ни назывались, и все постановления, кои из них проистекли либо были ими вызваны; ибо папа в своих посланиях уже давно объявил их отмененными и недействительными, и мы постановляем, чтобы и король, и бароны , вкупесо всеми, кто готов принять данный компромисс , и ктотак или иначе был обязан соблюдать их, полностью отказались и освободились от них».
Далее король французский указывал,
Это решение, получившее название «Амьенский ультиматум», представляло собой полное оправдание позиций короны. Все действия Симона де Монфора и его баронов были отвергнуты и отменены в самых холодных выражениях. Граф Лестер проиграл.
И в этом случае мы не можем сказать, насколько Элеонора и ее семья инспирировали данный приговор Людовика. Несомненно, принятие «Амьенского ультиматума» оправдало решение Элеоноры остаться во Франции вместе с Пьером и Бонифацием Савойскими и Джоном Мэнселом и добиваться правды самостоятельно. И добивалась она активно, согласно хронисту из Тьюксбери, который обвинял Элеонору в поражении баронов. Людовик, писал он, был «обманут и введен в заблуждение змеиной хитростью и речами женщины — королевы Англии».
Людовик действительно был обманут, но не Элеонорой. Он принимал решение в интересах мира. Вместо этого он спровоцировал войну.
Сторонники Симона де Монфора в Англии были ошеломлены. Очевидно, когда они соглашались принять суждение французского короля, им не приходило в голову, что они могут и проиграть. Известие о суде немедленно вызвало враждебную реакцию, особенно среди низших слоев джентри [111] и местных администраторов, которые не участвовали в принятии решения о передаче дела Людовику. Им вовсе не хотелось отдавать с таким трудом добытые политические и экономические преимущества только из-за того, что какой-то иноземный король вмешался и сказал, что так надо. Город Лондон и Пять портов, — конфедерация прибрежных городов, растянувшаяся от Гастингса до Маргейта и включавшая главный порт в Дувре — также поклялись бороться за графа и Оксфордские провизии; они зашли так далеко, что отказались пустить Генриха в королевство. В Уэльсе начались вооруженные столкновения: Ллевелин вместе с двумя сыновьями Симона де Монфора воспользовался отсутствием венценосной семьи, отбывшей в Амьен, чтобы разграбить имения тех баронов, которые оказали поддержку Эдуарду.
111
Мелкие землевладельцы, обладающие дворянским титулом. (Прим. ред.).
Генрих, Элеонора и Эдуард еще в Амьене приготовились к борьбе и разделили между собою роли. Генрих и Эдуард в феврале отплыли в Англию, чтобы собрать и возглавить войско тех баронов, которые поддержали приговор Людовика и встали за корону против Симона де Монфора. Элеонора осталась во Франции с Пьером Савойским и Джоном Мэнселом, чтобы дополнительно собрать отряд иноземных наемников для вторжения с побережья. Перед отъездом Генрих поручил жене и двум доверенным советникам продать коронные драгоценности (которые он еще в 1261 году отослал Маргарите на сохранение — королева Франции поместила их в прецептории тамплиеров в Париже), а также использовать деньги, все еще выплачиваемые Людовиком по Парижскому договору, на покупку солдат, судов и снаряжения.
Прибыв в Англию, Генрих не смог проникнуть в Лондон и устроил ставку в Оксфорде, откуда созвал всех рыцарей страны, обязанных ему службой. Эдуард сразу направился в Уэльс, где собрал своих сторонников и прогнал сыновей графа Лестера, и лишь затем свиделся с отцом в Оксфорде. Ричард Корнуэлл, его сын Генрих, уже примкнувший к лагерю короля, и братья Лузиньяпы также поспешили явиться к Генриху. К 8 марта под рукою короля собралась большая армия; из Вестминстерского аббатства тайком доставили королевский штандарт, и устрашающий дракон, шитый золотом по алому шелку, с длинным огнистым языком, трепеща на ветру, взвился над колонной, изготовившейся к бою. Англия официально начала войну сама с собой.