Четыре пера

Мейсон Альфред

— Да, я помню, — ответила Этни.

Она проговорилась во второй раз за вечер. Дюрранс не должен был знать, что она видела телеграмму Колдера. Но Этни снова не заметила оговорку. Ей даже не пришло в голову, каким образом Дюрранс догадался об отправке телеграммы.

— В самый последний момент, — сказал Дюрранс, — когда верблюд уже поднялся с земли, я нагнулся, чтобы попросить его повидаться с Фивершемом. Но промолчал. Видите ли, я же ничего не знал о том, что у него есть деньги. Я считал, что он упал так низко, и не стоит выдавать этого кому-то еще. И потому я так ничего и не сказал.

Этни

кивнула. Она всецело это одобряла, какими бы горькими ни были ее сожаления о пробеле в сведениях.

— И больше вы мистера Фивершема не видели?

— Я отсутствовал больше двух месяцев и вернулся слепым, — просто ответил он, и простота этих слов тронула Этни до глубины души.

Он извинялся за свою слепоту, потому что из-за этого не смог ничего больше узнать. Этни начала осознавать, что с ней говорит именно Дюрранс, но он продолжил, и его слова лишили её всякой осторожности.

— Я немедленно выехал в Каир вместе с Колдером. Там я рассказал ему о Гарри Фивершеме и нашей встрече в Теуфикье. Я попросил Колдера навести справки, когда он вернется в Хальфу, найти Гарри Фивершема и помочь ему, и попросил сообщить мне о результатах. Неделю спустя я получил от Колдера письмо, и оно меня встревожило, сильно встревожило.

— Что там говорилось? — встрепенулась Этни и повернулась в сторону Дюрранса. Она наклонилась, чтобы лучше видеть его лицо, но оно скрывалось в темноте. Её вдруг охватил леденящий кровь страх, но тут из темноты заговорил Дюрранс:

— Что две женщины и старый грек вернулись на север, в Асуан, на пароходе.

— Значит, мистер Фивершем остался в Вади-Хальфе? Так? — нетерпеливо спросила она.

— Нет. Гарри Фивершем не остался. Он выскользнул из Хальфы в тот же день, что я поехал на восток. А он отправился на юг.

— В пустыню?

— Да, но на юг, на вражескую территорию. Он ушел в том же виде, вместе со своей цитрой. Его видели. Не может быть никаких сомнений.

Этни помолчала, а потом спросила:

— То письмо при вас?

— Да.

— Я бы хотела прочесть его.

Она встала и подошла к Дюррансу. Он достал письмо из кармана и протянул ей, и Этни поднесла его к окну, к лунному свету. Этни стояла близко к окну, прижав руку к сердцу, и раз за разом перечитывала строчки. В письме четко говорилось, что грек, владелец кафе, сообщил, что Джозеппи (под этим именем он знал Фивершема) пошел на юг, взяв с собой бурдюк с водой и запас фиников, хотя зачем он туда пошел, грек либо не знал, либо не хотел говорить. Этни хотелось задать вопрос, но она боялась, что язык начнет запинаться.

— Что с ним будет?

— В лучшем случае плен, в худшем — смерть. Смерть от голода, жажды или от рук дервишей. Но есть надежда, что всего лишь плен. Он белый. Если его поймают, то, скорее всего, посчитают шпионом и будут уверены, что у него есть сведения о наших силах и планах. Скорее всего, его отправят в Умдурман. Я написал Колдеру. В Вади-Хальфе полно шпионов, мы часто слышим о том, что происходит в Умдурмане. Если Фивершем там, я рано или поздно узнаю. Но он, наверное, сошел с ума, это единственное возможное объяснение.

У Этни было другое, и она знала, что правильное. Забывшись, она сказала Дюррансу:

—

Полковник Тренч в Умдурмане.

— О да, — ответил Дюрранс. — Фивершем будет не совсем один. В этом есть какое-то утешение, и может, что-то удастся сделать. Когда я получу известия от Колдера, я расскажу вам. Может, что-то удастся сделать.

Дюрранс явно неверно понял её фразу. Он по-прежнему не знал мотивов, которые привели Фивершема к югу от египетских застав. И он не должен узнать. Даже теперь Этни не покидала решимость делать вид, будто она забыла. Она стояла у окна, сжимая в руке письмо. Ей нельзя расплакаться или упасть в обморок, она должна стоять тихо и отвечать спокойно, хотя она и знала, что Гарри Фивершем отправился на юг, чтобы присоединиться к полковнику Тренчу в Умдурмане. Но это было выше её сил. Когда полковник Дюрранс снова заговорил, ей хотелось сбежать, остаться наедине с этими кошмарными новостями. Её звали тихий покой сада и темные тени деревьев.

— Возможно, вы удивитесь, — сказал Дюрранс, — почему сегодня я рассказал вам то, что до этого держал при себе. Раньше я не мог решиться, и хочу объяснить, почему.

Этни не заметила дрожь в его голосе, ей, неинтересны были его объяснения, она просто не могла больше его слушать. Простой звук человеческого голоса стал невыносимым. Этни даже не осознавала смысл слов Дюрранса, она лишь понимала, что он говорит, и этот голос должен умолкнуть. Этни стояла близко к двери в сад. Всего один шаг, и она освободится. Дюрранс всё говорил из темноты, но Этни не слышала ни слова. Она приподняла платье, чтобы оно не шуршало, и вышла в сад. Так она выдала себя в третий раз за вечер.

Глава девятнадцатая

На сцену выходит миссис Адер

Этни хотела ускользнуть незамеченной, но на террасе в тени дома, неподалеку от открытой двери гостиной сидела миссис Адер. Она увидела, как Этни тихо пересекла террасу и сбежала по лестнице в сад. Миссис Адер удивила стремительность её движений. Этни как будто летела, и это был отчаянный полет. Миссис Адер заметила эту странность — с её места хорошо была видна залитая лунным светом дверь. Этни погасила лампу, и комната быстро погрузилась в темноту, словно в ней тайно шептались любовники. Для миссис Адер это была пытка.

Но она не пыталась избежать этой пытки. Она сидела и слушала, как сад заливала счастьем музыка, а потом — приглушенный разговор, и воображение распалило в миссис Адер ревность, сжигающую её изнутри. И вдруг Этни выбежала в сад. Миссис Адер отвергла предположение о ссоре. Она прекрасно знала, что Этни не из тех, кто вступает в перепалки, да и сбегать она в таком случае не стала бы. Но случилось и нечто еще более странное. Дюрранс продолжил говорить в пустой комнате.

Миссис Адер услышала его голос, хотя и не разобрала слова. Он явно считал, что Этни еще рядом. Миссис Адер поднялась и на цыпочках подошла к открытой двери. Дюрранс дружелюбно рассмеялся, и она услышала его слова. Теперь она слышала хорошо, хотя и не видела говорящего. Он сидел в тени.