Четыре пера

Мейсон Альфред

Он боялся пропустить хоть одно слово. Дюрранс поведал историю писем Гордона. Она показалась лейтенанту Сатчу слишком короткой.

— Ах, но я так рад, что вы приехали, — воскликнул он.

— Вы должны знать, — сказал Дюрранс, — что я приехал не повторять те же вопросы, что задавал вам во дворе клуба. Напротив, я могу поделиться с вами сведениями.

Сатч тронул лошадь и поехал вперед. Он не сказал ничего, что могло бы открыть Дюррансу его страх перед теми вопросами, и был слегка озадачен точностью догадки Дюрранса. Но замечательные

новости, которые он услышал, не позволили ему задуматься над этим.

— Так мисс Юстас рассказала вам всю историю, — спросил он, — и показала перо?

— На самом деле нет, — ответил Дюрранс. — Она не произнесла об этом ни слова, никогда не показывала мне перо, она даже запретила Уиллоби намекать на это, она отослала его из Девоншира до того, как я узнал о его приезде. Вы разочарованы, — быстро добавил он.

Лейтенант Сатч был поражен. Он действительно был разочарован, он ревновал к Дюррансу и хотел, чтобы Гарри Фивершем занимал главное место в мыслях девушки. Ради нее Гарри взялся за трудное и опасное дело. Сатч хотел, чтобы она помнила его так же, как Гарри помнил её. Он был разочарован тем, что она немедленно не пошла к Дюррансу и не разорвала помолвку. Конечно, это стало бы ударом для полковника, но ничего не поделаешь.

— Тогда как вы узнали? — спросил Сатч.

— Мне рассказал кое-кто другой. Мне сказали, что приезжал полковник Уиллоби и привез белое перо, и что Этни взяла его. Неважно, кто это сделал. Я получил подсказку. В Лондоне я поймал Уиллоби. Он не слишком умен. Он пытался следовать приказу Этни, храня молчание, но я сумел добыть нужные сведения. Остальную часть истории я домыслил сам. Этни время от времени теряла бдительность. Вы удивлены, что я узнал правду своим умом? — усмехнулся Дюрранс.

Лейтенант Сатч подскочил. Разумеется, лишь по простой случайности Дюрранс постоянно догадывался с такой необыкновенной точностью; и все же Сатчу было не по себе.

— Я не сказал ничего такого, из чего следует, что я удивлен, — сказал он с опаской.

— Это правда, но вы тем не менее удивлены, — продолжал Дюрранс, — я не виню вас. Вы не могли знать, что с тех пор как я ослеп, я начал видеть. Привести вам пример? Я впервые приехал в этот район и оказался на вашей станции. Что ж, могу сказать, что вы везли меня на холм по сосновому лесу, а теперь везете по вересковой пустоши.

Сатч быстро повернулся к Дюррансу.

— Холм, конечно, вы бы заметили, но сосны?

— Воздух был густой. Я знал, что там деревья. И предположил, что это сосны.

— А пустошь?

— Дует ветер. Кроме того слышен сухой, сильный шелест. Я всегда слышал такой звук, когда ветер качал вереск.

Он перевел разговор на Гарри Фивершема и его исчезновение, а также на причину его исчезновения. Как заметил Сатч, он не упомянул про четвертое белое перо, которое Этни добавила к трем. Но историю трех, пришедших по почте в Рамелтон, он знал до последней буквы.

— Я был знаком с людьми, пославшими перья, — сказал он, — с Тренчем,

Каслтоном, Уиллоби. Я каждый день встречал их в Суакине, это самые обычные офицеры. Один — довольно проницательный, второй — вполне обычный, третий — определенно глуповат. Я видел, как они спокойно выполняют рутинную работу. Теперь мне это кажется странным. Должен быть какой-то знак, определяющий их как посланников судьбы. Но ничего такого не было. Они были самыми обычными полковыми офицерами. Вам это не кажется странным? Эти люди могли уничтожить мучения, отчуждение и годы страданий всего одним словом, а они занимались своим делом, так что их не отличить от других людей до тех пор, пока какое-то последствие их действий, и, скорее всего, позабытых, не нанесет вам удар.

— Да, — сказал Сатч. — Эта мысль приходила мне в голову.

Он снова задался вопросом, что же привело Дюрранса в Хэмпшир, если не желание получить ответы, но Дюрранс не торопился просвещать его. Они подъехали к дому лейтенанта, одиноко стоявшему у дороги. Сатч отвел Дюрранса на конюшню и показал лошадей, объяснил устройство сада и клумб. Дюрранс так ничего и не сказал о цели своего визита, больше не заговаривал о Гарри Фивершеме и горячо интересовался садом лейтенанта. На самом деле интерес был не совсем притворным.

У них было нечто общее, как заметил Сатч при встрече — внезапно оборвавшаяся многообещающая карьера. Один был стар, второй сравнительно молод, и младшему было чрезвычайно интересно узнать, как старший сумел прожить эти бесцельные и бесплодные годы в одиночестве. Та же одинокая жизнь ожидала и Дюрранса, и он жаждал узнать, как можно ее облегчить, какие маленькие радости можно найти, как лучше справиться.

— Вы не поселились у моря, — сказал он наконец, когда они стояли у двери, завершив обход сада.

— Да, я не решился, — ответил Сатч, и Дюрранс сочувственно и понимающе кивнул.

— Я понимаю. Вы его слишком любили и каждую секунду видели бы, чего лишились.

Они вошли в дом. Дюрранс так и не упомянул, зачем приехал. Они вместе поужинали и сидели за бутылкой вина. Дюрранс молчал. Пришлось лейтенанту Сатчу самому вернуться в беседе к Гарри Фивершему. В его голове весь день зрела мысль и, поскольку Дюрранс не вел разговор к тому, чтобы ее высказать, он заговорил сам.

— Гарри Фивершем должен вернуться в Англию. Он сделал предостаточно, чтобы восстановить свою честь.

Возвращение Гарри должно смущать Дюрранса, и, зная это, Сатч неловко выпалил эти слова, однако, к его удивлению, полковник сразу же ответил:

— Я ждал, когда вы это скажете. Я хотел, чтобы вы сами, без подсказки с моей стороны, поняли, что Гарри должен вернуться. За этим я и приехал.

Лейтенанту Сатчу стало намного легче. Он был готов к возражениям, в лучшем случае ожидал только неохотного молчаливого согласия, и от такого облегчения он снова заговорил:

— Его возвращение не побеспокоит вас или вашу жену, раз мисс Юстас его забыла.