Четыре птицы

Золотухин Георгий Иванович

Пен пан

У вод я подумал о бесе И о себе, Над озером сидя на пне. Со мной разговаривал пен пан И взора озерного жемчуг Бросает воздушный, могуч меж Ивы Большой,

как и вы. И много невестнейших вдов вод Преследовал ум мой, как овод, Я, брезгая, брызгаю ими. Мое восклицалося имя — Шепча, изрицал его воздух. Сквозь воздух умчаться не худ зов. Я озеро бил на осколки И после расспрашивал: «Сколько?» И мир был прекрасно улыбен, Но многого этого не было. И свист пролетевших копыток Напомнил мне много попыток Прогнать исчезающий нечет Среди исчезавших течений.

Звучизм 2-ой

Тихий дух от яблонь веет. Белых яблонь и черемух. То боярыня говеет И боится сделать промах. Плывут мертвецы. Эта ночь. Так было славно. Гребут мертвецы. И хладные взоры за белых холстом Палят и сверкают. И скроют могильные тени Прекрасную соль поцелуя. Лишь только о лестниц ступени Ударят полночные струи, Виденье растает. Поют о простом Алла бисмулла. А потом свой череп бросаючи в море Исчезнут в морском разговоре Белый снег и всюду нега, Точно гладит Ярославна Голубого печенега.

Смерть в озере

За

мною, взвод И по лону вод Идут серые люди — Смелы в простуде. Это кто вырастил серого мамонта грудью? И ветел далеких шумели стволы. Это смерть и дружина идет на полюдье, И за нею хлынули валы. У плотины нет забора, Глухо визгнули ключи. Колесница хлынула Мора И за нею влажные мечи. Кто по руслу шел, утопая, Погружаясь в тину болота, Тому смерть шепнула: Пая, Здесь стой, держи ружье и жди кого-то. И к студеным одеждам привыкнув И застынув мечтами о ней, Слушай. Смерть, пронзительно гикнув, Гонит тройку холодных коней. И, ремнями ударив, торопит И на козлы гневна вся встает, И заречною конницей топит Кто на Висле о Доне поет. Чугун льется по телу вдоль ниток, В руках ружья, а около пушки. Мимо лиц тучи серых улиток, Пестрых рыб и красивых ракушек. И выпи протяжно ухали, Моцарта пропели лягвы, И мертвые, не зная, здесь мокро, сухо ли, Шептали тихо: заснул бы! ляг бы! Но когда затворили гати туземцы, Каждый из них умолк. И диким ужасом исказились лица немцев, Увидя страшный русский полк. И на ивовой ветке извилин, Сноп охватывать лапой натужась, Хохотал задумчивый филин, Проливая на зрелище ужас.