Четыре путешествия на машине времени (Научная фантастика и ее предвидения)
Шрифт:
Сама война бессмысленна и противоестественна человеческому существованию, но, кажется, ничего более безумного, чем кибернетическое оружие, которое может жить своей жизнью, человечество не изобрело. Недаром по этому поводу язвительно прошлись крупнейшие ученые — английский математик и философ Бертран Рассел (в фантастическом рассказе "Кошмар д-ра Саутпорта Вульпса") и нобелевский лауреат физик Ханс Альфвен, автор вполне традиционного фантастического романа "История Большого Компьютера" (вышел в 1966 году под псевдонимом Олофа Йоханнесена). В этой книге электронный историк будущего описывает гипотетическое исчезнувшее звено в эволюции разума на планете — человека…
Но вот на сцене появился солист, популярнейший герой научной фантастики — электронный
В 1958 году американский автор Артур Хэдли в романе "Веселая повозка" вполне мог себе позволить поиронизировать над компьютером, который вознамерился стать президентом Соединенных Штатов; но уже позже о властолюбивых амбициях "электронных мозгов" писали без тени улыбки. Тревога росла еще и оттого, что в данном случае антагонизм человека и машины не сводился к лежащей на поверхности борьбе за власть — возникал конфликт совсем иного порядка.
Это уже не война людей и роботов, а столкновение двух непохожих типов мышления. Компьютеры… что-то бесконечно далекое, полярное по отношению к человеку. Враждебны ли они, агрессивны, властолюбивы? Не всегда. Но бесчеловечны — по определению.
Безусловно, самый яркий образ — это электронный мозг ХАЛ — 9000 из знаменитого фильма Стэнли Кубрика (и, соответственно, романа Артура Кларка) "2001: космическая одиссея". Беззлобный злодей (в фильме он даже говорит мягким, почти задушевным голосом — так уж постарались конструкторы) пошел на хладнокровное убийство человека отнюдь не вследствие бунтарского нрава и каких-то демонических "франкенштейновых" страстей. Просто компьютеру показалось, что люди на борту космического корабля ведут себя неразумно, например замышляют отключить ХАЛ совсем. И ХАЛ принимает меры предосторожности. Он искренне "хочет как лучше", беда только, что логика, система ценностей и установки компьютера кардинально отличаются от человеческих.
И все же к какому бы исходу не приводил конфликт человека и машины, трезвомыслящие фантасты солидарны в одном: вины на механических помощниках человека нет. Да и само понятие "вины" — очень уж человеческое. Виноват в первую очередь он сам, слишком понадеявшийся на творение рук своих.
В злой пародии на технократическую утопию — романе "Рояль механический" (1952, в русском переводе — "Утопия-14") Курт Воннегут уже ясно расставил все акценты. Вовсе не электронный супермозг ЭПИКАК-XIV — так и хочется сказать: Его Величество Эпикак Четырнадцатый! — захватил власть над людьми. Те сами ее отдали, причем добровольно. В придачу к тягостным обязанностям — думать, выбирать, принимать решения. Воннегут хлестко, беспощадно набрасывает приметы мира, где трудовой деятельностью заняты всего 10 процентов населения, а технократическая элита превратилась по сути в жреческую касту, прислуживающую новоявленному божеству.
Роман Воннегута — не обвинение компьютеру, разящие сатирические стрелы предназначены скорее для "своих" же… Ведь при всей своей невообразимой сложности ЭПИКАК начисто лишен таких качеств, как жажда власти, эгоизм, зависть. И хотя на сцене вроде бы вновь мелькнула оскаленная пасть Машины из "Метрополиса", теперь оскал уже не тот: при виде обленившегося, деградировавшего человечества Машина кривится в презрительной усмешке…
В цикле произведений о вымышленном кибернетизированном государстве Модеран американский писатель Дэвид Банч рисует общество, граждане которого вовсе не вытесняются и не закабаляются машинами просто потому, что сами неотвратимо превращаются в механизмы, элементарные винтики более сложной машины! Вполне подойдут на роль биореле или биотранзисторов гигантского компьютера и члены общества, изображенного советским писателем Севером Гансовским в повести "Три шага к опасности". Они живут в полностью изолированной от внешнего мира "нише", и все их мысли, желания и поступки предусмотрительно включены в программу функционирования государства-компьютера.
Что их ждет в конце?
Из-за кулис слышится реплика Станислава Лема: "Если компьютер создан для регулирования жизни общества, то кто будет регулировать этот компьютер?" Как он умеет задавать вопросы!..
В своих
Так, вероятно, поступит компьютер, который будет действовать по раз и навсегда вложенной в него программе. Ну, а если киберсистема в своем развитии эволюционирует до появления разума, тогда ей вообще, по-видимому, больше дела не будет до людей. И не станет она задумываться, вмешиваясь в человеческие проблемы, — задумываемся ли мы, нечаянно наступая на божью коровку?
Впрочем, еще до того, как может возникнуть опасность электронной тирании, новейшими достижениями кибернетики не преминут воспользоваться вполне реальные, из плоти и крови, претенденты на трон. В наше время одному управлять сложнейшим государственным механизмом — это значит неустанно следить, предотвращать, искоренять… А не нуждающийся в отдыхе электронный мозг идеально подходит на традиционную в научной фантастике роль Большого Брата!
Если "нелояльную" машину можно просто выключить, как в романе Кэйдина, то что делать с гражданами, которых, к примеру, не устраивает система частного предпринимательства или же хваленая буржуазная "демократия"? Можно, предполагает Станислав Лем в рассказе "Эдип", построить систему, которая способна улавливать "антиамериканские" мысли и настроения и сообщать "куда надо". А если такую систему соединить с датчиками, вживленными в мозг каждого члена общества, то с ее помощью можно осуществлять и карательные меры: человек, в мозгу которого едва успела зародиться крамольная мыслишка, тут же получает чувствительный удар током (рассказ Ларисы и Михаила Немченко "НМ"). Следующим шагом будет, вероятно, электронное моделирование капиталистического производства и совершенствование способов эксплуатации людей — такой вариант описан Анатолием Днепровым в сатирическом памфлете "Мир, в котором я исчез".
Пророческие слова о "механических перчатках человечества" произнес когда-то Норберт Винер. Действительно, не от перчаток зависят действия, а от рук, на которые перчатки надеты!
Впрочем, не все смотрят на будущее интеллектроники столь мрачно: даже если очередной электронный кандидат в мировые диктаторы "взбрыкнет", можно будет отыскать управу и на него.
В рассказе Гордона Диксона "Палки в колеса" и повести Евгения Войскунского и Исая Лукодьянова "Формула невозможного" с обезумевшим компьютером справляется в первом случае обыкновенная человеческая логика, а во втором — внутренне присущий электронному "буриданову ослу" дефект: неспособность принимать нелогичные решения. Программист, герой романа Джона Браннера "Оседлавший волну шока" (1975), сам подключается к машине-Диктатору и ее же "руками" разрушает бесчеловечную систему. Роберт Хайнлайн в романе "Луна — суровая хозяйка" (1966) описывает, как восставшие в лунной исправительной колонии просто "перевербовывают" большой компьютер. А мозг-гигант из романа Ричарда Каупера "Тупик" (1972), задумавший было истребить выжившие после ядерной катастрофы остатки человечества (оно, по мнению компьютера, недостойно продолжать дело разума!), переубеждают простыми уговорами…
И сколько таких примеров.
Естественно, возникает вопрос: а так ли неизбежен этот конфликт человека будущего с неизбежной, видимо, сверхкомпьютеризацией? Перед лицом тех невообразимо усложнившихся задач, которые встанут перед нашими далекими потомками, сверхкомпьютеры окажутся незаменимы — разве что человек научится считать быстрее ЭВМ. И все страхи сродни страусовой политике прятания головы в песок: без помощников нам уже не обойтись, вопрос, как оставить их только помощниками?