Четыре путешествия на машине времени (Научная фантастика и ее предвидения)
Шрифт:
Эти строки написаны в 1914 году, на самой заре века, который только к полудню нарекут "атомным"… Только что разразилась мировая война, и современников приводили в трепет такие новинки прогресса, как аэроплан и танк, динамит и ток в колючей проволоке. Десятки стран были вовлечены в кровавую кашу, миллионы гибли от газов и под бомбами, а английский провидец глядел вдаль. Не все он увидел правильно, но одним из первых он разглядел новое качество войны будущего: ее глобальность. И если взять латинский эквивалент слову "окончательность" — ее ультимативность.
Действительно,
"Тут раздался грохот, похожий на раскаты грома. Грохот обрушился… как удар. Мир вокруг куда-то исчез. На Земле не существовало уже больше ничего, кроме пурпурно-алого, ослепительного сверкания и грохота — оглушающего, поглощающего все, не смолкающего ни на минуту грохота. Все другие огни погасли, и в этом слепящем свете, оседая, рушились стены, взлетали в воздух колонны, кувыркались карнизы и кружились куски стекла… Казалось, что огромный пурпурно-алый клубок огня бешено крутится среди этого вихря обломков, яростно терзает землю и начинает зарываться в нее подобно огненному кроту".
Все же не верится: 1914 год…
Японцы до Хиросимы этого романа Уэллса не читали. А вот известный венгерский физик-атомщик Лео Сциллард, эмигрировавший во время войны в Америку, как выяснилось, читал. Он вспоминал, как в 1934 году ему внезапно открылась мысленная картина неуправляемой цепной реакции. Озарение сменила тревога о возможных последствиях этого "физического эксперимента", и Сциллард решил до поры до времени помолчать… Ученый писал позднее, что догадался в тридцатые годы о возможных "приложениях", потому что читал Уэллса.
С альтернативой "либо — либо" человечество столкнулось в середине века; писатели-фантасты — значительно раньше.
Когда она возникла, эта дьявольская "атомная проблема"? Сорок лет назад, как только американский президент подписал решение о начале секретного проекта "Манхэттен"? Или на заре века, вместе с опытами Резерфорда по рассеянию a-частиц?..
Конечно, трудно удержаться от соблазна свалить всю вину на ученых, этих фаустов XX века, продавших душу дьяволу за наслаждение научной истиной. Ведь знали же Оппенгеймер и Ферми, что за чудовище рождается в лабораториях Лос-Аламоса! Действительно, как все просто! Виноваты во всем ученые…
Однако Эйнштейн, обратившийся к Рузвельту с призывом ускорить работы по созданию бомбы, олицетворял собой не только передовую научную мысль века, но и вместе с другими передовыми деятелями — гражданскую совесть века. Физик эмигрировал из нацистской Германии, он знал, что будет, окажись у Гитлера атомная бомба.
"Открытие цепных ядерных реакций так же мало грозит человечеству уничтожением, как изобретение спичек… Освобождение атомной энергии не создает новой проблемы, но делает более настоятельным разрешение старой проблемы". В этих словах Альберта Эйнштейна сказано многое. Конечно, опасность была не в самой бомбе, а в тех, кто обладал ею.
Он трижды писал Рузвельту по поводу атомной бомбы. 12 апреля 1945 года, в день скоропостижной кончины Рузвельта, третье письмо Эйнштейна лежало на столе президента непрочитанным. На призыв физика воздержаться от атомной бомбардировки японских городов через 4 месяца ответил другой президент США — Гарри Трумэн. Ответил 6 августа.
Не
И все-таки утверждать, что ученые тут совершенно ни при чем, тоже нельзя. Ведь был реакционер Теллер, и не забыто высказывание Энрико Ферми о том, что, дескать, взрыв атомной бомбы — это "прекрасная физика"… И уже в наши дни, усмехаясь, дает интервью "отец нейтронной бомбы" Сэмюэль Коэн, цинизмом потрясший даже видавших виды западных газетчиков.
Драма — философская, человеческая, нравственная — была.
Ясно, что вновь открывшееся проблемное поле художественной литературы не могло оставаться неисследованным. Литература и занялась новой проблемой всерьез, как только она была "поставлена" взрывом над Хиросимой. Но для научной фантастики все это оказалось повторением пройденного.
Лео Сциллард признался, что читал Уэллса и задумался над проблемой еще в тридцатые годы. А отец-основатель атомной физики Эрнест Резерфорд в то же время едко прошелся по адресу любителей сенсаций, поверивших, что человечеству под силу будет обуздать и использовать энергию атома. Обладатель поразительной научной интуиции лорд Резерфорд счел достаточным бросить царственное: "Вздор!", не вступая в дискуссии. Его коллега Нильс Бор, тоже не последний человек в этой области, искренне пытался остудить энтузиастов с помощью "хладных числ". Самые светлые головы в науке упрямились за считанные годы до осуществления первой цепной реакции. И чуть более десяти лет оставалось до Хиросимы.
А теперь слово "неучам": Мир — рвался в опытах Кюри Атомной, лопнувшею бомбой, А электронные струи — Невоплощенной гекатомбой.. —эти часто цитируемые строки родились в мозгу не писателя-фантаста, их написал в 1921 году поэт Андрей Белый. Интересно, кто-нибудь еще — физики, военные — употребили тогда это знакомое ныне всему миру словосочетание: "атомная бомба"?
После таких примеров вряд ли кого удивит прозорливость многих авторов научно-фантастических произведений.
Оказывается, "атомный" приоритет Уэллса тоже не представляется очевидным. Совсем недавно историки фантастики обнаружили забытое всеми произведение, в котором впервые, видимо, говорилось о сверхоружии. Одновременный взрыв всех его запасов способен был не только разнести вдребезги земной шар, но даже сообщить заметный импульс Солнечной системе! Появился роман англичанина Роберта Кроми "Удар судьбы" в 1895 году — и, разумеется, прошел незамеченным. Мало того, что в Англии бушевали страсти вокруг уэллсовской "Машины времени", — у читателей той поры уже сформировались кое-какие представления о мере научной достоверности, пусть и в фантастике!