Четыре степени жестокости
Шрифт:
Я услышала потрескивание на пульте управления и взяла рацию со стола. Стоящий снаружи зэк махнул рукой, будто я наконец-то поняла его, и умчался прочь.
— Я же говорил, — пробормотал Стоун, — они придут, мать твою.
Я представила, как целюсь и стреляю в Стоуна, словно в оленя, сбитого машиной и валяющегося на дороге.
Рация снова защелкала и затрещала. На этот раз я услышала голоса.
— Офицер Уильямс, кажется, я слышу ваши кошачьи шаги?
Я поняла, кто это, но не ответила, чтобы не выдать нашего знакомства.
— А теперь, офицер Уильямс, послушайте меня
— Почему я должна это сделать? — спросила я.
— Вы сделаете это, — сказал он. — И сейчас я покажу вам почему.
Он замолчал. Я ждала. Неужели Фентон попытается уговорить меня на сотрудничество с ними? Или он сам в не меньшей опасности, чем я? Затем я снова услышала голос. Он звучал прерывисто, как сбивчивые переговоры авиадиспетчера с пилотом.
— Взгляни на монитор.
Я инстинктивно была готова противодействовать любому приказу, но глаза сами посмотрели на приборную доску. Один из экранов ожил. Я подумала, что они сняли одеяло, а затем почувствовала, как у меня перехватило горло, словно холодная рука сжала его.
На полу на коленях стоял заложник: руки заведены за спину, на глазах — повязка. Сначала я подумала, что это зэк, потому что на нем была одежда заключенного, но затем узнала черты его лица, прямую осанку, покатые плечи. Руддик.
Рядом с ним стояли трое заключенных. На головах у них были мешки с прорезями для глаз.
Наконец один из зэков снял повязку с лица Руддика.
— Что вы делаете? — спросила я.
Человек в маске поднес рацию ко рту Руддика. Он запнулся, словно вспоминая.
— Последние восемнадцать месяцев, — начал Руддик, — я выполнял обязанности федерального агента, работая под прикрытием офицера исправительного учреждения.
Я, не отрываясь, слушала его признания, чувствуя себя так, словно меня здорово надули.
— Я создал обширную сеть информаторов. Я ловил заключенных на торговле наркотиками. Я отследил крупный платеж, поступивший на счет смотрителя. Я доказал, что начальник тюрьмы и его помощники имеют свою долю с деятельности компаний, которые осуществляют поставку продуктов в тюрьму и занимаются техническим обслуживанием. Впоследствии полиция должна была расследовать законность этих сделок. Я выяснил… контрабанда в тюрьме… ее источником… настоящими преступниками были сотрудники тюрьмы.
Когда он запнулся или позабыл свою речь, кто-то с силой ударил его в спину, и Руддик поморщился от боли. На сердце у меня похолодело, когда его тело нагнулось вперед, а затем снова выпрямилось.
— Я ловил зэков незаконными методами. Я основывался на ложных уликах. Я создал целое досье фальшивой информации о якобы криминальной деятельности заключенных, которые на самом деле были невиновны. Поэтому я несу прямую ответственность за то, что случилось сегодня.
В поведении Руддика произошли перемены. Впервые в жизни я видела, что его лицо перекошено от страха, а голос срывается. Последнюю фразу он произнес неразборчиво.
— Я… — Он снова и снова пытался закончить свое признание.
—
— Хватит уже, — сказал голос в рации.
Одна из фигур в капюшоне встала позади Руддика и крепко схватила его за плечи. Второй схватил его за волосы и оттянул ему голову назад. Руддик начал извиваться и вырываться. Я увидела металлический меч в руке третьего зэка, он поднес его к горлу Руддика.
— О Господи, нет. — Я крикнула в микрофон: — Не делайте этого!
Все мое тело напряглось. Я молилась о том, чтобы они остановились, чтобы все вернулось на прежнее место. Когда длинное изогнутое лезвие коснулось шеи Руддика, он выгнулся еще сильнее и попытался отклониться в сторону, но стоящий позади человек выпрямил его, упершись коленом в спину, а третий мужчина схватил его за волосы и оттянул назад голову, обнажая горло.
Я смотрела. Не в силах отвести глаза. Это было все, что я могла для него сделать. Я хотела, чтобы он понял: я смотрю на него, он не остался один на один с этими животными. Стоун закричал, что я буду следующей. Он визжал, как посаженная на цепь гиена, как бешеный зверь с пеной на морде. Когда меч стал двигаться, я поморщилась, но лезвие лишь легко скользнуло по его шее. Я с облегчением вздохнула, подумав, что они решили пощадить Руддика. Они лишь пугали, все было понарошку. Затем случилось нечто ужасное. Они стали перерезать ему горло. Его кожа расползлась, как улыбка маньяка, и тонкая серая струя брызнула из раны, напоминая фонтанчик, который выпускает дельфин, выныривая из воды. Вид крови еще больше разъярил человека в капюшоне. Он начал энергично перепиливать горло Руддику, чье тело дергалось и извивалось, пытаясь обрести точку опоры. Рана была уже такой большой, что тело не могло выдерживать веса головы, и она отклонилась назад. Затем внезапно тело рухнуло вниз, как срубленное дерево, а голова Руддика осталась в руке заключенного.
— Если не впустишь нас, — сказал голос в рации, тяжело дыша, — мы сделаем это снова.
Один из людей в капюшоне наступил на спину Руддику так, что кровь потоком хлынула из раны.
Меня вывернуло наизнанку. Я вся дрожала, не в силах оторвать взгляд от распростертого на земле тела Руддика. Теперь его оставили одного, положив голову на спину, словно он был каким-то ужасным конструктором.
Мне не к кому было обратиться за советом: ни к Богу, ни к Руддику, ни к брату Майку. Лишь одно существо могло ответить на мои вопросы, и я стала ходить вокруг него и кричать. С каждым кругом я подходила все ближе. Наконец я нагнулась и заорала прямо ему в лицо:
— Почему они так поступают?
Легкие Стоуна были полны мокроты. Он рассмеялся, хлюпая и брызгая слюной.
Я ударила прикладом «ремингтона» по его колену.
— Кто ты такой? — спросила я. — Кто вы, мать вашу, такие?
— Пошла ты, — прошипел он, хрюкая от боли.
Тогда я ударила его по другой коленной чашечке, словно это был камень, который я хотела расколоть.
Он завыл и застонал. Стал корчиться, попробовал схватиться руками за колени и перекатился на живот, пытаясь освободить их, но они были надежно скованы. Я нашла бутылку с химическим реагентом и потрясла ею.