Четыре. История дивергента
Шрифт:
Разумеется, ему можно не волноваться, он уже подкован в программировании. Наверняка Эрик изучал его в Эрудиции. Вероятно, даже будучи ребенком, иначе он бы не выглядел теперь настолько самодовольным. Прежде чем я успеваю свериться с часами, Лорен нажимает на кнопку, и экран въезжает в выемку на потолке.
– На рабочем столе вашего компьютера вы найдете файл под названием «Тест по программированию», – говорит она. – Нажмете на него и откроете сам тест, ограниченный по времени. Просмотрите несколько небольших программок и отметьте все найденные ошибки, которые вызывают их сбои. Это может быть нечто очевидное, например, порядок символов в коде или неприметные вещи, вроде слова, стоящего не в том месте или неправильного выделения. Пока вам не нужно их устранять, но вы должны их замечать. В каждой программе будет одна ошибка. Начали.
Все лихорадочно тыкают
– Эй, Четыре, в твоем аскетичном доме вообще был компьютер?
– Нет, – бурчу я.
– Тогда я покажу тебе, так открывается файл, – заявляет он и нарочито нажимает на иконку на мониторе. – Кстати, он похож на лист бумаги, но это – просто картинка на экране. Ты ведь знаешь, что такое экран?
– Заткнись, – отрезаю я и открываю тест.
Я пристально всматриваюсь в первую программу. Это так же, как учить язык, говорю я себе. Вначале коды должны следовать друг за другом в прямом порядке, а в конце – в обратном. Надо лишь проверить, чтобы все значки занимали свои места, поэтому я решаю не просматривать код, а искать ошибки внутри него. И я действительно замечаю, что строка с кодом заканчивается не там, где нужно. Я выделяю ее и нажимаю кнопку со стрелкой, которая позволит мне продолжить тестирование в случае правильного ответа. На экране появляется новая программа. Я с удивлением прищуриваюсь. Неужто я впитал больше знаний, чем предполагал? Аналогичным образом я начинаю работать с новой программой, двигаясь от ядра кода к периферии, соотнося начало и конец и обращая внимание на кавычки, точки и обратные косые черты. Странно, но поиск ошибок меня успокаивает. Я убеждаюсь, что мир по-прежнему в порядке, как и должно быть. И пока данный расклад не нарушен, все будет слаженно работать. Я забываю о лихачах, сидящих рядом, даже о горизонте за окном и о том, что будет значить прохождение теста. Я максимально концентрируюсь на том, что передо мной – переплетение символов на экране.
Эрик заканчивает тест первым – задолго до того, как справятся остальные, но я стараюсь не переживать. Даже когда он встает, подходит ко мне и через плечо наблюдает за моей работой.
Наконец я снова нажимаю кнопку со стрелкой, и всплывает новое окно: «ТЕСТ ЗАВЕРШЕН».
– Отличная работа, – одобрительно произносит Лорен, проверяя мой результат. – Ты третий по счету.
Я поворачиваюсь к Эрику.
– Подожди, – говорю я ему. – Ты вроде хотел объяснить мне, что такое экран? Очевидно, что у меня совсем нет навыков в работе с компьютером и мне вправду необходима твоя помощь.
Эрик злобно смотрит на меня, а я ухмыляюсь в ответ.
Вернувшись домой, я обнаруживаю, что дверь моей квартиры открыта. Она приоткрыта всего на дюйм, но я точно знаю, что закрывал ее перед уходом. Я распахиваю створку ботинком и переступаю порог с колотящимся сердцем. Я ожидаю увидеть незваного гостя, роющегося в моих вещах, хотя я и не уверен, кого именно. Может, здесь околачивается один из прихлебателей Джанин Мэтьюз, который пришел найти доказательства, что я, как и Амар, отличаюсь от остальных. А может, в моей квартире засел Эрик, который пытается устроить мне засаду. Но комната пуста, а вещи не тронуты. Наконец я замечаю листок бумаги на столе. Я медленно подхожу к нему, будто он может загореться или раствориться в воздухе. Маленькими наклонными буквами на нем написано послание:
«В день, который ты больше всего ненавидишь,
В час, когда она умерла,
В месте, где ты первый раз прыгнул».
Сначала слова кажутся мне абсолютной чепухой, и я принимаю все за шутку с целью запугать меня, что вполне сработало, поскольку у меня подкашиваются колени. Я с трудом сажусь на стул и не отрываю глаз от записки. Я перечитываю текст снова и снова, и постепенно он начинает обретать смысл. «В месте, где ты первый раз прыгнул». Видимо, речь идет о железнодорожной платформе, куда я поднялся сразу после того, как присоединился к Лихачеству. «В час, когда она умерла». Слово «она» может относиться к только одной женщине – моей матери. Мама умерла глубокой ночью, поэтому, когда я проснулся, ее тела уже не было – отец со своими друзьями из Альтруизма уже увез ее. Потом он сказал мне, что она скончалась около двух часов ночи. «В день, который ты больше всего ненавидишь».
В среду, в два часа ночи на платформе рядом с «Втулкой». То есть сегодня. Во всем мире есть один-единственный человек, который знает всю эту информацию, – Маркус.
Я сжимаю сложенный лист в кулаке, но почему-то не чувствую его. Мои пальцы покалывает, и они начали неметь, как только я вспомнил его имя. Я оставляю дверь в квартиру настежь открытой. Мои ботинки не зашнурованы. Я прохожу вдоль стены Ямы, не замечая высоты, затем бегу по лестнице в «Спайр», даже не испытав искушение глянуть вниз. Пару дней назад Зик упомянул о том, где находится диспетчерская. Я могу лишь надеяться, что он до сих пор там, потому что, если я захочу получить доступ к записям камеры снаружи моей квартиры, мне понадобится его помощь. Я знаю, где установлена камера, – она спрятана за углом, где, как считают лихачи, ее никто не заметит. Но я-то ее углядел. Моя мама тоже замечала подобные вещи. Когда мы вдвоем гуляли по сектору Альтруизма, она указывала мне на камеры, спрятанные в пузырях темного стекла или установленные на краю зданий. Она никогда ничего о них не говорила и, казалось, не волновалась о них, но она была всегда осведомлена, где они находятся. Проходя мимо них, она специально смотрела прямо в объектив, будто говоря: «Я вас тоже вижу». В общем, я рос, всматриваясь и выискивая мелочи в окружающем мире.
Я поднимаюсь на лифте на четвертый этаж и следую указателям, ведущим в диспетчерскую. Она находится в самом конце коридора за поворотом. Дверь помещения распахнута и перед моим взглядом открывается стена с экранами – напротив которой сидят несколько служащих. Вдоль стен выстроились письменные столы, где сидит еще больше лихачей – каждый за своим компьютером. Кадры меняются каждые пять секунд, показывая разные части Города – поля Товарищества, улицы возле «Втулки», лагерь Лихачества, даже огромный супермаркет безжалостности. Я бросаю взгляд на сектор Альтруизма, показанный на ближайшем экране, затем выхожу из ступора и ищу Зика. Он скрючился за столом, что-то печатая в диалоговом окне в левой стороне своего экрана, пока справа транслируется запись из Ямы. На всех присутствующих надеты наушники – думаю, они слушают то, за чем должны наблюдать.
– Зик, – тихо окликаю я его.
Кое-кто оборачивается на меня, будто осуждая меня за вторжение, но никто ничего не говорит.
– А, Четыре! – восклицает Зик. – Я рад, что ты пришел. Я жутко устал… что случилось?
Зик переводит взгляд с моего лица на мой кулак, в котором до сих сжат листок бумаги. Я не знаю, как объяснить ему все, поэтому даже не пытаюсь.
– Мне нужно посмотреть запись с камеры снаружи моей квартиры, – выдавливаю я. – За последний час или несколько часов. Можешь помочь?
– Зачем? – спрашивает Зик. – Что стряслось-то?
– Кто-то был у меня дома, – объясняю я. – Я хочу знать, кто именно.
Он смотрит по сторонам, чтобы убедиться, что за нами никто не наблюдает. И не подслушивает.
– Послушай, я не могу – даже нам нельзя извлекать записи, если только мы не замечаем что-то странное. Здесь все на беспрерывной трансляции…
– Ты мне должен, помнишь? – настаиваю я.
– Я знаю. – Зик опять озирается по сторонам, потом закрывает старое диалоговое окно и открывает новое. Я смотрю, какой код он вводит, чтобы получить доступ к нужной пленке, и, к своему удивлению, я уже понимаю. И это – после всего лишь одного занятия! На экране появляется изображение – один из коридоров Лихачества рядом со столовой. Зик нажимает на картинку, и его сменяет другое – вид уже снаружи столовой. Затем на мониторе появляются тату-салон и больница.
Зик прокручивает записи с разных камер в лагере Лихачества, а я смотрю, как они мелькают, демонстрируя нам отрывки из обычной жизни лихачей – люди теребят свой пирсинг, стоя в очереди за свежей одеждой, тренируют удары в тренажерном зале… Макс находится в своем личном кабинете. Он расположился на одном из стульев, напротив него сидит женщина. У нее светлые волосы, завязанные в тугой узел. Я кладу руку на плечо Зика.
– Подожди. – Кусочек бумаги в моей руке уже не кажется таким важным. – Отмотай назад.